[RonaVorona]

Почти все праздники просидела за компом, пеша рассказ.
Теперь чувствую себя вот так, а завтра на работу
Эх, Рона-Рона, когда ж ты поумнеешь.

Муза

* * *

Дети и внуки – весьма утомительная публика. За свою долгую жизнь магистр Умаро убеждался в этом неоднократно. Он был женат четыре раза. И все четыре раза неудачно, поскольку единственным результатом попыток наладить тихую семейную жизнь оказывался не обустроенный быт, а многочисленная орава наследников, жаждущих его внимания. А со временем и протекции в высших кругах.
Эти нахальные притязания особенно бесили новоиспеченного королевского мага. Всем, чего Умаро достиг в жизни, он был обязан исключительно самому себе. Особо выдающихся способностей в детстве у него не было, но это с лихвой компенсировалось упрямством, усидчивостью и огромным трудолюбием, благодаря которым забитый и робкий студент по кличке Вонючка постепенно превратился в одного из лучших учеников школы. Злые языки обвиняли его в зависти, лизоблюдстве и наушничестве. Поговаривали, что ради высшего балла Умаро доносил на одноклассников, которые пользовались шпаргалками, планировали сорвать контрольную или курили в туалете коноплю. Но, во-первых, это были только слухи, а во-вторых, согласитесь: курить коноплю, срывать контрольные и пользоваться шпаргалками – вопиющее нарушение школьных правил!
В любом случае, высокий пост королевского мага Умаро добыл в честном состязании, благодаря своим знаниям и умениям, а не модной нынче пустой браваде и нахрапистости. А если некоторые сомнительные личности вроде магистра Свена посмеют утверждать обратное, то в гробу мы видали таких магистров!… И вообще, победителей судят только неудачники да их досужие женушки.
«Эх, все бы хорошо, будь у моих родственничков хоть капля совести, - уныло размышлял Умаро, ставя пометку «отказать» на очередном прошении об аудиенции. – Нет, какова наглость! Да сначала вырастите, олухи, выучитесь как следует, а потом и губу на государственные посты раскатывайте. Как же вы мне все надоели…»
Впрочем, среди внучатых лодырей и двоюродных обормотов, ежедневно терзавших королевского мага просьбами о трудоустройстве, все же нашлось одно исключение.
Звали его Надир.
Это был скромный семнадцатилетний юноша, который только что закончил школу и готовился поступать в университет. Учился он далеко не блестяще, но никакой помощи от высокопоставленного деда не требовал, жалостливыми письмами его не бомбил и вообще старался занимать как можно меньше места в пространстве. По крайней мере, такое впечатление могло сложиться, если пронаблюдать, как Надир крадется по улице, прячась в густой тени балконов и низко нависающих козырьков.
Трудно сказать, чем этот застенчивый парнишка добился расположения Умаро. Возможно, королевский маг, глядя на него, вспоминал себя в юности. Или же ему понравилась мысль взять под свою опеку существо, которое смотрит на благодетеля снизу вверх и не выдвигает необоснованные претензии. А еще у каждого мага должен быть ученик. Так уж природой заведено.
В общем, Надир единственный из всей родни удостоился чести жить с Умаро под одной кровлей и постигать тайны мироздания, которыми дед, честно говоря, делился весьма редко – ввиду служебной занятости и выработанной годами скрытности, которую никакой природе с лету не побороть. Но к юноше он по мере сил относился весьма доброжелательно, и мысль о том, что внук пока что даром поедает его хлеб, ничуть не раздражала. Лишь бы знал свое место.
Что ж, порой жизнь преподносит нам весьма неприятные сюрпризы. Иногда прямо за ужином.
-- Как ты сказал? – переспросил королевский маг, поперхнувшись гренкой.
Он прокашлялся и с изумлением уставился на воспитанника, сидевшего напротив.
-- Я не хочу заниматься магией, - тихо повторил Надир и опустил глаза.
-- А я не хочу летать. Дальше что?
Внук покраснел и принялся теребить край скатерти.
«И этот туда же, - тоскливо подумал Умаро. – Бездельник!»
-- Чего же ты хочешь? – холодно спросил он, ожидая услышать знакомый список требований.
-- Я… я хочу быть поэтом, - почти прошептал Надир, побагровев до корней волос.
-- Кем-кем?!
-- Ну… Стихи писать.
-- Ах, стихи! – рассмеялся Умаро, вздыхая с облегчением. – Ну и кто же вам не дает, молодой человек? Пишите себе на здоровье, в свободное от учебы время.
-- Вы не поняли, магистр, - сказал юноша и поднял на деда глаза. – У нас в университете литературный факультет открывают. И я собираюсь туда поступать… Поймите, не лежит у меня душа к магии! Ну, вы же сами видите, ничего не выходит. Сколько лет в школе промучился – и все напрасно…
-- Вижу, - злобно сказал королевский маг. – Вижу, что ты такая же безмозглая бестолочь, как твои братья и сестры! С полпинка не получается – и туда же, «душа не лежит»! Работать надо, вот что! А не ворон считать. Ну ничего, теперь я сам за тебя возьмусь. Стихи писать… То же мне, профессия! Еще гимны, заклинания – куда ни шло.
-- Не люблю гимны, - неожиданно твердо заявил Надир, - В них слишком много пафоса.
-- Много… чего? – обалдело переспросил магистр и судорожно зашарил по столу в поисках тяжелого предмета, чтобы запустить им в несносного мальчишку. Внук испуганно вжался в спинку стула. – Я тебя, гаденыш, спрашиваю!!!
-- Не люблю их! – гаркнул юный бунтарь и закрыл голову руками.
«Ну не бить же его в самом деле, - подумал Умаро. – Все-таки здоровый бык, хоть и мозги куриные».
-- Ладно. С тем, что ты не любишь, разобрались. Теперь о стихах. Как по-твоему, они хороши?
Надир отнял руки от заплаканного лица и оторопело уставился на деда.
-- Кто?
-- Да стихи, дурья башка. Не воображай, что я позволю тебе заниматься бесперспективной дребеденью, да еще за мой счет. Итак?
-- Н-не знаю, - задумчиво пробормотал Надир после довольно продолжительной паузы. – Иногда мне кажется, что это на самом деле… Ну, что у меня получается. А иногда… так хочется порвать и выкинуть к чертовой бабушке! На днях заносил сборник в издательство…
-- Ну?
-- Там сказали, что у них сейчас и так очень много материалов для печати. Особенно поэзии. Но советовали продолжать в том же духе и…
-- Понятно, - подытожил Умаро. – Значит, ты не только лентяй, но еще и бездарь.
-- Деду…
-- Для вас я магистр, молодой человек, и никак иначе! А с этой минуты еще и господин магистр.
-- Ну, хорошо. Господин магистр, вы же отлично знаете, чего стоит оценка заседающих в издательстве канцелярских крыс. Да они таких как я сотнями видят! Спорю на что угодно, мою рукопись даже не изучали – так, глянули по диагонали, перед тем как отправить в мусорную корзину. Читатель – вот истинный ценитель, мнением которого я дорожу. Магистр, ведь вам ничего не стоит замолвить словечко, и мою книжку сразу же издадут! И вот тогда…
-- Ты смотри, как запел, - усмехнулся Умаро. – А на экзаменах и слова не вытянешь… Но легких путей не будет, Надир. Можешь не продолжать.
-- Но я ведь вас никогда ни о чем не просил! – взмолился внук. – Никогда!
-- Да, потому что до этого момента тебе от меня ничего не было нужно. По-настоящему. Я разочарован, молодой человек. Весьма разочарован.
И, отбросив салфетку, королевский маг направился вон из столовой.
-- Но… что же мне делать? – в отчаянии крикнул Надир, обманутый в своих ожиданиях.
-- Найди себе музу, раз уж собственных мозгов не хватает*, - презрительно буркнул Умаро и вышел, громко и яростно хлопнув дверью.


* «Найди себе музу» - старая пословица, смысл которой заключается в том, что никакая муза здесь уже не поможет. Магистру следовало бы поосторожней выбирать выражения в присутствии столь впечатлительной натуры.

@темы: Рассказ

Comments

[RonaVorona]

* * *

-- Ну пожалуйста, я очень тебя прошу. Уже совсем немного осталось, и…
-- И что? – Она сердито топнула ножкой и отлетела еще дальше. – Который раз ты мне все это повторяешь, Вилли?
-- Пойми, я бы очень хотел написать что-нибудь другое. И обязательно напишу, но сначала необходимо выполнить условия контракта.
-- Контракта! – возопила Фиалка. – О, мои бедные уши! И на этого торгаша я потратила лучшие годы жизни? Какой стыд!
Вильгельм Кровавый вздохнул и поднял глаза к вечернему небу, на котором уже загорались первые звезды.
Муза вредничала довольно часто. Капризничала, обзывалась обидными словами, угрожала, что сбежит к другому, более талантливому автору. Или вообще уйдет к бабочкам. Поначалу Вильгельм искренне пугался и старался как можно скорее ее успокоить и улестить. Покупал самую дорогую шоколадную сгущенку, завел в саду хрустальный фонтан и огромную клумбу с вечноцветущими фиалками, твердил, какая у него замечательная муза – самая лучшая в мире! Даже обложки книжек про Оборотня издавались в любимых Фиалкиных цветах – желтом и лиловом, чтобы хоть как-то сгладить глухое недовольство, выраженное музой после ошеломительного успеха «пятнистой» серии. Хотя, по правде говоря, особенного повода для капризов ей никогда не требовалось. Она выходила из себя молниеносно, и столь же быстро успокаивалась, начисто забывая оскорбления, которыми швырялась минуту назад. Так уж они, музы, устроены. Со временем Вильгельм это понял. И почувствовал, что на самом деле муза никуда от него не денется и не в какие бабочки не дезертирует. Сколько бы она тут не выступала. Потому что авторы без муз худо-бедно живут, а много ли вам встречалось муз без авторов? То-то и оно.
И все же сегодняшняя ссора была ну очень некстати. Роман сдавать через неделю, а готово две трети от силы. Никогда еще работа не шла настолько скверно.
-- Фиалка, ты же видишь, поздно уже. Пойдем домой. Завтра договорим.
-- Никаких завтра! – маленькая фея взвилась в воздух и раздраженно замельтешила у него перед носом лиловыми крылышками. – Думаешь, до утра я все забуду и снова стану милой и послушной, да? Буду растрачивать свой дар на… на…
-- На полный бред и ужас, - привычно закончил Вильгельм. – Но не кажется ли тебе странным, что подавляющее большинство населения вовсе так не считает?
-- Ха! Нашел, на кого ссылаться. Мнение черни! Да что они вообще понимают в искусстве?
-- И кто же , по-твоему, понимает?
-- Я!
-- Нисколько не сомневался, - улыбнулся Вильгельм. Он протянул руку, и муза уселась на раскрытую ладонь, все еще пунцовая от гнева. В мягком и приглушенном свете уходящего дня она и вправду очень сильно напоминала огромную бабочку.
Еще несколько лет назад Вильгельм Кровавый тоже посчитал бы приключенческую книжку глупой пустышкой и развлечением необразованных людей. В те времена он вынашивал честолюбивые замыслы сделаться историческим романистом. Вильгельм (а тогда все звали его просто Вилли) работал младшим помощником библиотекаря и по совместительству переписчиком древних книг, так как обладал каллиграфическим почерком и умел убедительно имитировать чужой. В архиве хранилось много ценных и редких изданий, некоторые в ужасном состоянии, так что копировать их для потомства старый библиотекарь считал делом первостепенной важности и больше никакими обязанностями своего молодого коллегу не обременял. Конечно, дублировать иногда приходилось не только книги, но и прочую рукописную скукотищу вроде списков имущества, конфискованного сто лет назад в пользу короны у какого-нибудь проштрафившегося землевладельца. Но попадались по-настоящему интересные вещи. Мемуары полководцев, живших при королях-близнецах, тетради магических сонетов времен Распопинга, старинные указы и манифесты, давно потерявшие актуальность, разрозненные дневники врача, который пытался изобрести лекарство от чумы… Однажды переписчику встретилась вообще уникальная вещь: древняя карта королевства, вытравленная на куске черной драконьей кожи. Возраст реликвии Вилли определить затруднился, но судя по тому, что место Столицы занимал лес, а надписи были сделаны на незнакомом языке, там пахло не столетиями, а целыми тысячелетиями. Затаив дыхание, младший помощник библиотекаря полдня разглядывал это чудо, всю ночь видел его во сне, и потом целую неделю терзался искушением потихоньку стащить карту из архива и оставить себе. Но Вилли слишком уважал старого наставника и ценил его доверие, поэтому в конце концов купил в лавке дополнительный кусок пергамента, еще раз очень тщательно скопировал чертеж и на том успокоился.
Хотя нет, с этого момента младший помощник библиотекаря утратил покой всерьез и надолго. Ему начали сниться сны, необычайно яркие и удивительные, каких не бывало с детства. Вилли слышал звон мечей и доспехов, вдыхал запах конского пота и горящих факелов, внимал хриплым отрывистым приказам военачальников и могучему, ни с чем не сравнимому зову рога, трубящего наступление…
Сколько раз он вскакивал посреди ночи, в сладком упоении кидался к письменному столу и просиживал до утра, силясь воспроизвести на бумаге масштабную эпическую картину. Сколько раз в ярости носился по комнате, вцепившись в волосы, будто пытаясь выдернуть из головы ускользающую, неподатливую мысль.
Думая, что ему попросту не хватает информации, Вилли перечитал все исследования, мемуары, очерки, диссертации и монографии по древней истории, какие только смог откопать в библиотеке. Выучил наизусть теорию военного дела, принципы стратегии и тактики, плотно ознакомился с геральдикой и видами оружия (с древних времен и до наших дней), мог с ходу назвать дату и место любой мало-мальски значительной битвы, а также профессионально описать ее развитие и объяснить причины исхода.
Но и этого оказалось мало. Вилли взял отпуск в библиотеке и целые дни проводил дома, за стареньким, закапанным чернилами письменным столом. Он знал, что настоящее чудо приходит к нему ночью во сне, но боялся лечь и упустить момент все это записать. Почти не ел по той же причине. Ведь вполне могло случиться и так: выйдешь в булочную за хлебом, и тут бац! - откуда ни возьмись – вдохновение! А пока в очереди выстоишь, до дому добежишь, весь настрой и выветрится. Жди его потом, до новых веников.
Тогда-то его и встретила муза.
Она появилась на свет… Впрочем, если назвать точное место, вам ведь обязательно захочется на него взглянуть, не правда ли? Поэтому, хотя музы очень маленькие, и заметить их среди цветов и листвы довольно трудно, пускай тайна останется тайной. Скажем лишь вот что: в одно солнечное июньское утро Фиалка почувствовала себя достаточно сильной и храброй, чтобы покинуть родное гнездо и отправиться в большой город, на поиски автора. Она порхала над черепичными крышами, заглядывала в распахнутые навстречу лету окна и вдруг, в глубине пыльной неубранной комнаты увидела его. Чахлого, изможденного и всклокоченного, с нездоровым румянцем на щеках и навязчивой идеей во взоре. Ничто не может растрогать маленькое сердечко музы сильнее страданий непризнанного гения. А Вилли выглядел так мрачно, будто он и впрямь разочаровался во всем человечестве и в любой момент готов повеситься на потолочной балке.
«Какой интересный юноша, - подумала Фиалка, притормаживая у окна и разглядывая разбросанные по полу черновики. – Он, должно быть, поэт!»
И, не теряя ни минуты, она скользнула в комнату и закружилась над головой младшего помощника библиотекаря. Но тот был настолько поглощен своими мыслями, что ничего не заметил. Тогда муза подлетела ближе и забила крылышками прямо у Вилли перед носом. Автор отшатнулся и растерянно заморгал, а Фиалка глубоко вздохнула и с силой дунула ему в лицо. С минуту непризнанный гений оторопело таращился на большущую бабочку, вьющуюся у него перед глазами, а затем схватил перо и яростно заскреб им по бумаге.
Спустя ровно три месяца первый роман про Оборотня был готов. Его выпустили небольшим тиражом, ведь издатели вовсе не были уверены в успехе никому неизвестного автора. Через неделю книгу раскупили подчистую, и пришлось печатать дополнительную партию, после еще две, и вскоре стало ясно, что на литературном небосклоне зажглась новая звезда. Разумеется, не все восприняли этот факт восторженно. Суровые критики, предвкушавшие особенное удовольствие от разгрома очередного «кумира мОлодежи» («Хо-хо, да вы хоть представляете, как устроен арбалет?»), испытали некоторое разочарование. Потому что вселенная у Вилли получилась продуманная и довольно правдоподобная. К тому же, невероятно потешная. И пусть ее населяли вымышленные персонажи, так на то она и фантастика! По крайней мере, дети и многие взрослые восприняли книгу на «ура».
Отношение Вильгельма к собственному творению было весьма неоднозначным. С одной стороны, присутствовало легкое разочарование. Ведь он мечтал совсем не об этом, а о серьезном историческом романе в пяти томах (страниц эдак на восемьсот каждый), масштабном полотне с участием реальных исторических личностей и привлечением архивных материалов. Но, получив с появлением Фиалки неиссякаемый источник вдохновения, очень скоро автор убедился, что подобный замысел ему не по зубам. Описание битв и катастроф получалось блекло и сухо, короли и полководцы походили друг на друга, словно манекены, и были так же скучны и однообразны. Вильгельм постоянно боялся допустить какую-нибудь ошибку, забыть важную деталь, и в результате из-под его пера выходили громадные главы, в которых не содержалось ничего, кроме подробнейшего и тяжеловесного пересказа учебников по истории. После серии неудачных попыток он оставил это гиблое дело и целиком переключился на ужасы и приключения, которые удавались ему намного лучше. В конце концов, у каждого писателя свое призвание. Видимо, дар Вильгельма Кровавого состоял в том, чтобы развлекать людей.

[RonaVorona]

Но подобные доводы на Фиалку никогда не действовали.
-- Пообещай, что сегодня же вечером сожжешь «Оборотня» в печке! – потребовала она, приплясывая на Вильгельмовой ладони. Солнце почти село, и на лужайке, где происходил разговор, ощутимо похолодало.
-- Фиалка, у меня же контракт, - мягко напомнил писатель, словно втолковывал очевидные вещи неразумному ребенку.
-- Ну и что? Подумаешь, какая важность! В топку его, вслед за этой гадкой книжонкой!
-- Так-то оно так, но ведь придется возвращать аванс. И мне не на что будет купить тебе шоколадной сгущенки, - вкрадчиво добавил он.
-- Ничего! Обойдусь и обычной, - беспечно заявила муза. – И потом, ты всегда сможешь написать новую книгу. Свой исторический роман, помнишь?
-- Думаю, что исторический не смогу, - сказал Вильгельм.
-- То есть, как это? – изумилась Фиалка. – Как это – не смогу? Ведь я же здесь!
Она сорвалась с места и щекотно затрепетала крылышками у его лица. Мол, разве не видишь? Вот она я – твоя муза!
-- Боюсь, этого недостаточно, - вздохнул автор.
И тут же пожалел об этом.
-- Что… что ты хочешь сказать? А? – Фиалка отшатнулась прочь и зависла в воздухе, гневно шевеля усиками. – Что я плохо работаю? Что это из-за меня у тебя ничего не получается?!
-- Да нет же! Ну как ты все превратно воспринимаешь… Дело не в тебе, а…
-- Конечно! – перебила муза. – Дело в том, что ты неблагодарный эгоист! Поразительно, как быстро авторы забывают, чем обязаны музам. Едва добившись успеха, они тут же приписывают все заслуги себе, а нас и в грош не ставят! Да стоит мне только захотеть, и ты такое напишешь… ТАКОЕ!
-- Ну какое – такое? – устало сказал Вильгельм. – Фиалка, темно уже. Пошли домой.
-- Я больше никуда и никогда с тобой не пойду, халтурщик, - надменно сказала фея. – Увольняюсь – и точка! Прощай, Вилли. Может быть, однажды ты найдешь себе музу, которая согласится плясать под твою дудку. А с меня хватит!
И, сверкнув на прощанье крылышками, Фиалка упорхнула в темноту.
-- Куда ты, глупая? – крикнул Вильгельм ей вслед. – Ночь на дворе!
Немного подождал. Ответа не было.
Ничего. К утру вернется.
Она всегда возвращается.

[RonaVorona]

* * *

По правде говоря, не только авторы склонны приписывать себе способности, которых у них нет и в помине. Ни одна муза не способна дать человеку талант, которым тот не обладает от природы. Она может выявить способности, зачастую глубоко скрытые и неощутимые для самого писателя, вдохнуть в него силу и безоглядную уверенность, прояснить сознание и отточить мысль. То есть, муза дарит вдохновение. Не больше и не меньше.
Как она выбирает автора? На этот счет много споров. Некоторые считают, что эти существа обладают чем-то вроде телепатии, на расстоянии читая мысли и выделяя гениев из толпы. Но увы, практика показывает, что избранные музами люди далеко не всегда оказываются гениями. К тому же, если учитывать слухи о знаменитой Лилианне, предположение насчет телепатии тоже не выдерживает критики. Какие мысли и устремления могут быть у грудного младенца? А ведь говорят, что муза прилетела к будущей поэтессе прямо в колыбель. Фея была совсем крошечной, поэтому родители девочки приняли ее за муху и пытались убить. Но Лилианна спрятала музу в ладошке и никому не дала в обиду. С тех пор она поселила фею в домике, сделанном из спичечного коробка, каждый день кормит ореховым маслом и читает ей на ночь сказки собственного сочинения. Не верите? И правильно. Где ж это видано: фея величиной с абрикосовую косточку!
Обычно музы раза в полтора-два крупнее бабочки. Очень часто они носят цветочные имена, потому что их крылья похожи на лепестки – такие же яркие и легкие. Пока музы не подросли, они прячутся в гнезде, расположенном в тихом и уединенном месте. Если вы обнаружите в роще или на лугу подобный домик, постарайтесь не потревожить покой его обитателей! Музы в этом возрасте крайне чувствительны, и от малейшего испуга могут умереть. Собственно, поэтому они так редко встречаются. Много ли вы найдете в наше время тихих уединенных уголков? Разве что на северо-западе, в дремучих лесах, населенными кровожадными людоедами. Нет, музы в таких местах точно жить не станут. Они держатся поближе к городам, где процветают искусства и ремесла, а по улицам сотнями бродят несчастные авторы, которым необходимо вдохновение. Скорее всего, феи выбирают их инстинктивно – какой больше понравится. И, как правило, остаются со своим избранником навсегда. Конечно, бывают исключения. Да где ж их нет?

Фиалка и не думала никуда улетать. Пропав из поля зрения автора, она тихо села на ветку дикой яблони, растущей неподалеку.
-- Куда ты, глупая? Ночь на дворе! – раздался недовольный голос.
«Это ты глупый, - мысленно фыркнула она. – Подумаешь, ночь! Мы, музы, в любое время суток чувствуем себя отлично.»
Вильгельм потоптался еще немного (не вернется ли?), потом развернулся и медленно побрел восвояси.
Первым порывом Фиалки было тут же сорваться с места и лететь за ним. Но муза вовремя себя одернула. Нет, нужно дождаться рассвета, и только тогда возвращаться. Пускай немножко пострадает в ее отсутствие, авось проникнется хоть каплей уважения.
Фиалка поерзала на ветке и тяжело вздохнула. И пяти минут не прошло, а ей уже скучно. «Так дело не пойдет, - решила фея. – Нужно спуститься вниз и поискать какое-нибудь местечко для ночлега. Лягу спать – и время пролетит незаметно!»
Она соскользнула с ветки и низко полетела над землей, высматривая уютный кустик или островок мха.
Сзади хрустнул сухой сучок.
«Так и знала, – радостно подумала Фиалка. – Не смог без меня!»
Муза обернулась в полете, еще не зная, выразить Вильгельму радость по поводу его скорого возвращения или же сказать очередную колкость…
И тут ее накрыла кромешная тьма.

[RonaVorona]

* * *

-- Ну, Каспар, и что ты обо всем этом думаешь? Вообрази только, у Вильгельма Пятнистого есть муза! Вернее, была. Каково, а?.. Каспа-ар! Эй! Где вы, юноша?
-- Кровавого, магистр, - уточнил помощник, выглядывая из кустов орешника и поправляя сползшие на нос очки.
-- В каком смысле?
-- Не Пятнистого, а Кровавого. Это его литературный псевдоним.
-- Ах да. Хотя какая разница! – махнул рукой Свен. – Пока ничего?
Каспар отрицательно покачал головой и снова скрылся в зарослях, а магистр продолжил мерить шагами участок у дикой яблони и предаваться угрюмым размышлениям.
Когда этот, с позволения сказать, писатель заявился вчера в контору и с порога потребовал разыскать пропавшую музу, Свен со всей доступной невозмутимостью выслушал просителя и пообещал разобраться как можно скорее. Даже почти не улыбался и не острил, хотя воздержаться было довольно сложно. И не потому, что Вильгельм заранее составил список особых примет Фиалки (рост, вес, цвет и размах крыльев, красненькое родимое пятнышко на левом усике), принес перечень ее любимых продуктов питания и потребовал снять со щеки отпечаток крыльев (хотя нехотя признал, что со времени исчезновения феи мылся и брился два раза). Просто сам факт, что у подобного человека вообще могла появиться муза, Свена чрезвычайно веселил.
Магистр вовсе не был снобом, и для своего возраста и происхождения придерживался весьма демократичных взглядов. Он не разделял людей и магов на знатных и безродных, обеспеченных или бедных, и в общении обычно выбирал тех, кто лично ему был интересен. Но литературные вкусы выдавали поколение, к которому принадлежал магистр, что называется, с головой. Свен был воспитан на классике, ценил только классику, и ничего кроме классики не читал. Ну, разве что уголовную хронику да изыскания в области криминалистики. Все. Писатели, родившиеся после заката золотой эры королей-близнецов, для него не существовали вообще. К современным художникам Свен благодаря Ленок относился намного терпимее, хотя и здесь поводов для критики отыскалось бы великое множество. При желании. Но магистр отлично понимал, что ради любви некоторыми расхождениями во взглядах на искусство можно и пренебречь. Правда, всю глубину этих расхождений он прочувствовал только вчера вечером.
Как только дверь за безутешным Вильгельмом закрылась, на пороге кабинета восстала взбешенная Ленок и потребовала объяснить, по какой причине магистр Свен подверг страдальца жестокому допросу, насмешкам и унижениям, вместо того чтобы тут же ринуться на поиски похищенной Фиалки.
-- Да с чего ты взяла, что девчонку кто-то похитил? – недовольно проворчал Свен. – Вполне возможно, что сама сбежала.
-- От Вильгельма Кровавого? – фыркнула Ленок. – Скажешь тоже!
-- Дался вам всем этот Вильгельм Кровавый! Ну что в нем такого особенного? Заурядный бульварный романист, раздутый литературными агентами мыльный пузырь. Через годик-другой лопнет – никто и не вспомнит.
-- А ты его читал?
-- Для того, чтобы определить качество продукта, не обязательно пробовать его на зуб, рискуя получить расстройство желудка.
-- Это книга, а не телячья отбивная.
-- В таком случае, я все-таки предпочту отбивную, - пожал плечами Свен.
-- Какой же ты все-таки бесчувственный, Солнце! – возмутилась Ленок. – Бедная девочка, томящаяся в плену злодея… Она так ждет твоей помощи, а ты развалился тут, в тепле и уюте. Стыдно, магистр! А еще деньги берете…
-- И много я высмотрю, ночью-то? – поморщился частный детектив. – Уверяю тебя, если неведомый злодей не прикончил девочку за три прошедших дня, то и в оставшиеся до рассвета часы ей ничего не угрожает. И пожалуйста, не надо про бедную и томящуюся! Уже насмотрелся сегодня на эти крокодильи слезы. Больше не могу.
-- Сухарь у тебя вместо сердца! Видеть такое горе и ни капельки не сочувствовать!
-- О да, у него большое горе. К твоему сведению, дорогая, нашему автору книгу через четыре дня сдавать, а она еще не дописана. Так что не за музу Вильгельм переживает, а за собственный контракт. Брр, терпеть не могу, когда передо мной комедию ломают! Сказал бы уж по-честному, и не пришлось бы нам из-за него ссориться.
-- Я не ссорюсь, а всего лишь пытаюсь отстоять честное имя благородного человека, которое уже полчаса несправедливо поливают грязью, - пылко заявила Ленок. – Ты же его совсем не знаешь!
-- А ты знаешь? – улыбнулся магистр.
-- Да! К твоему сведению, знаю!
Надо заметить, челюсть у Свена после такой новости слегка отвисла. Но это было только начало! Не веря собственным ушам, частный детектив сидел и слушал ужасающую правду о тайной организации под гордым названием «СОЛОБ» (то есть, Сообщество Любителей Оборотня). Суть сообщества состояла в том, чтобы периодически съезжаться вместе, обсуждать книги Вильгельма Кровавого, пересылать автору поздравительные открытки и вопросы читателей, а также устраивать ролевые игры по мотивам особенно понравившихся фрагментов того или иного романа. Солобистоы собирались за городом два раза в год. Для этого ответственного мероприятия шили специальные мантии (лиловые в горошек), изготовлением которых занималась непосредственно Ленок. Рогатыми шлемами, мечами и прочей амуницией заведовала ее подруга, работавшая в театре костюмером и бравшая казенный реквизит напрокат. Облачившись и как следует выпив по поводу встречи, солобисты носились по лесам и полям, распугивая окрестных крестьян и волков, пели посвященные Оборотню песни, жарили шашлыки и радовались, что на свете существует Вильгельм Кровавый, восхищение талантом которого свело их вместе.
На самом деле, особой тайны во всем этом, конечно, не было. Просто Ленок, зная литературные пристрастия магистра, о своих собственных старалась лишний раз не упоминать. А когда приходило время загородных встреч, просто говорила, что ей нужно съездить к друзьям в деревню, и преспокойно отправлялась на очередной шабаш солобистов. Ха-ха! Просто прелестно.
Как многие эксцентрики - экстраверты, которые живо интересуются окружающим миром и совершенно не в курсе домашних дел, магистр Свен был убежден, что в быту его окружают спокойные уравновешенные личности, и ждать сюрпризов с этой стороны следует в самую последнюю очередь. Представить себе Ленок, с гиканьем скачущую по холмам и перелескам в рогатом шлеме и лиловом плаще он смог только с пятой попытки.
-- И все же я не понимаю, что это доказывает, - в конце концов пробормотал он, мужественно переварив информацию. – Какое отношение имеет твое… эээ, увлечение, к самому автору?
-- Прямое! – воскликнула Ленок. – Ведь Вильгельм иногда приезжает к нам на сборы, так что пообщаться и узнать его как человека я могла неоднократно, уж будь спокоен.
-- Гм, - нахмурился магистр.
Перед его мысленным взором опять встала скачущая по пригоркам подруга. Но уже в сопровождении Вильгельма Кровавого, который хватал ее за лиловый плащ и вообще вел себя крайне развязно.
-- Ну чего ты хмыкаешь? Не веришь, да? – по-своему истолковала его реакцию Ленок. – Да если хочешь знать, однажды он Тониной дочке жизнь спас! За ней погнались деревенские собаки (из-за наряда, наверное), девочка с перепугу влезла на дерево. Да высоко забралась, на самую верхушку, так что вниз глянуть страшно. Все толпились внизу, пытались ее успокоить и уговорить спуститься. А она только плачет. Тоня полезла было за ней, но женщина она упитанная, к таким упражнениям непривычная – чуть сама себе шею не свернула. И вообще, народ у нас подобрался как назло: сплошь неспортивные городские тетки средних лет. И несколько дядек примерно таких же физических возможностей. Я, например, даже подтянуться не смогла, чтобы на ветку залезть. Просто удивительно, как Жанна ухитрилась вскарабкаться по отвесному стволу. Видно, очень сильно испугалась. В общем, уже хотели в деревню идти, звать мужиков, но тут приехал Вильгельм. В один момент взобрался на дерево, посадил девочку себе на спину и доставил ее вниз, в целости и сохранности! А когда мы восхитились, как он лихо умеет лазить по деревьям, Вилли ужасно смутился и сказал: «А я и не знал, что умею.» Вот какой скромный! Совсем не зазнайка, в отличие от большинства своих коллег, которые и пяти метров без телохранителей не пойдут. Нет, Вилли совсем другой. Настоящий душка!.. Что ты на это скажешь?
Ах, «Вилли»? Ну-ну.
-- Так вы к своим лоббистским оргиям и детей приобщаете? – мрачно сказал Свен.
Ленок вытаращила на него глаза и несколько секунд не могла вымолвить ни слова.
-- Да ну тебя! – фыркнула она наконец и с видом оскорбленного достоинства покинула кабинет.
-- Извращенец! – донеслось уже из коридора.
Ну да. Кто бы говорил.
Сначала магистр хотел обидеться и отказаться от дела. Пусть этот растеряха сам свою Фиалку ищет! Но потом профессиональный интерес взял верх. Уж очень любопытно было взглянуть на музу, под влиянием которой написаны книги, заставившие даже такую здравомыслящую женщину, как Ленок, совсем потерять голову.

[RonaVorona]

* * *

Вильгельм сидел и отчаянно ругал себя за то, что так поздно спохватился. Конечно, когда Фиалка не появилась на утро после ссоры, он слегка удивился. Надо же, как рассердилась! Но подобное случалось и прежде. Однажды, в самом начале знакомства, муза вытерпела в разлуке целых полтора дня. После того как узнала, на что именно писатель потратил драгоценный дар вдохновения. Вполне возможно, что и теперь она решила подольше помучить автора, не желающего идти на уступки. Что ж, ее право.
Вильгельм подождал до вечера. Потом до утра. Весь день провел у открытого окна, надеясь, что вот-вот крылатая беглянка ворвется в комнату и громко крикнет:
-- Ты ведь скучал по мне, Вилли?
Он улыбнется и скажет: конечно же, очень сильно скучал! Почувствует, как его лицо ласково и знакомо холодит волшебный ветерок, закроет глаза и услышит над ухом веселый смех:
-- А вот я ни капельки!
Но ничего этого не произошло. Фиалка словно в воду канула.
Утром третьего дня Вильгельм обегал городской парк, в котором произошла размолвка. Обыскал сад и клумбу, надеясь, что, может быть, муза просто крепко уснула под каким-нибудь листочком и поэтому так долго не возвращается. Но ее нигде не было.
К вечеру Вильгельма охватила настоящая паника. Будучи автором фантастических романов, он обладал достаточно буйной фантазией, чтобы вообразить себе любую самую мрачную картину. Фиалка, заблудившаяся в парке и умершая от голода. Фиалка, провалившаяся в люк городской канализации. Фиалка, растерзанная дикими зверями (ну и что, что город? Такой малявке и крысы хватит!) Фиалка, пойманная безумным энтомологом, принявшим ее за редкое насекомое. Фиалка в лапах маньяка-убийцы… Почувствовав, что голова скоро взорвется от этих ужасных мыслей, писатель понял: нужно не медля бежать за помощью. Но к кому? Ответ пришел сам собой. Совсем недавно, на сборах солобистов Ленок рассказывала, что ее друг магистр занимается частными расследованиями.
-- Так что, дорогой Вилли, обращайтесь, - добавила она. – Свен самого черта из-под земли достанет. Уж вы мне поверьте.
Ленок-то Вильгельм верил, а вот частный детектив при ближайшем знакомстве вызвал сомнения. Слушал, вальяжно развалившись в кресле, не к месту иронизировал, задавал какие-то ненужные вопросы, и вообще, у писателя возникло сильное подозрение, что магистр ему не верит. Но за дело взялся, велел ни о чем не волноваться и сказал, что в случае каких-нибудь подвижек сразу же сообщит.
Терзаемый дурными предчувствиями, Вильгельм отправился домой и, чтобы хоть немного отвлечься, занялся романом. Но это не помогло. Мысли все время возвращались к пропавшей Фиалке. Где она? Что с ней?
Конечно, многие писатели преспокойно живут без муз. И вполне счастливо, между прочим. Но согласитесь: автор, потерявший музу, и автор, у которого ее никогда не было – это совсем не одно и то же. Ведь к хорошему быстро привыкаешь, и за пять лет, проведенных бок о бок, Вильгельм настолько сроднился со своей крылатой приятельницей, что уже и забыл времена, когда ее не было рядом. Забыл это ощущение одиночества, невозможности привести в порядок бессвязную путаницу мыслей… Да просто поделиться с кем-то случайно пришедшей в голову идеей! Но даже и тогда, в своей маленькой комнатке под крышей, изнуренный неосуществимым желанием написать огромный исторический роман, Вильгельм не чувствовал себя настолько несчастным.
Он сидел у окна, глядел в сад, на пустую фиалковую клумбу (ее клумбу!), и заново прокручивал в голове грозные видения, в которых различные твари, одна другой жутчее, рвали несчастную Фиалку на кусочки и пожирали ее истерзанные останки.
Вообще-то, животные не едят муз. Ни дикие, ни домашние. Но Вильгельм об этом не знал.
-- Только бы ты нашлась, только бы ты нашлась, - твердил он, словно заклинание, и его сердце постепенно заполняли отчаяние и безысходность.

[RonaVorona]

* * *

-- Взгляните сюда, магистр! Не уверен, что это имеет отношение к делу, но…
-- Ну-ка, ну-ка, что там у нас?
-- Обрывок тетрадного листа, исписанный и мятый.
-- Читай вслух.
-- Да здесь почти все вымарано, и почерк прескверный. Разве что вот: «Я вася не… Я вас ная вас ла… ля? ли? либо?… я вася либо... Бессмыслица какая-то.
-- Я вас люблю, скорей всего.
-- Кхе-кхе. Скорей всего, я вас тоже, магистр. Как отца родного.
-- Это был перевод текста, Каспар. Похоже, ты сегодня слегка перетрудился. Давай, выбирайся оттуда. Очень ценная находка. Молодец.
Покряхтывая, помощник частного детектива вылез из кустов и с наслаждением выпрямил затекшую спину. Хотя магистр с самого начала знакомства взял моду называть его юношей, на деле Каспару было далеко не двадцать, и от многочасового ползания по лужайке в глазах слегка двоилось.
-- Вы считаете, что этот клочок бумаги имеет отношение к исчезновению Фиалки? – спросил он, поправляя очки.
-- Почти не сомневаюсь, - ответил Свен. – Гляди, лист вырвали из тетради, смяли и выбросили в траву. И как раз в тот вечер, потому что бумажка с одной стороны влажная и грязная, а с другой чистая и свежая. Ну, если не считать каракулей, конечно.
-- Понимаю, - кивнул Каспар. – До пятницы шли проливные дожди, а последние три дня погода стоит совершенно ясная и безоблачная.
-- Вот именно, юноша. Похоже, музу нашего друга Пятнистого действительно похитил какой-то отчаявшийся графоман. Он подкарауливал в кустах, и довольно долго, потому что заскучал и даже попытался накропать поэтический опус. А когда Вильгельм ушел, выследил музу и сцапал.
Свен осторожно расправил обрывок бумаги, поднес его к глазам и вдруг, сделав зверскую гримасу, оглушительно чихнул.
-- Ну, это уже ни в какие ворота не лезет! – изумленно воскликнул магистр и снова передал улику помощнику. – Ты только понюхай, чем пахнет наш вещдок!
Каспар сосредоточенно втянул ноздрями воздух, тоже чихнул и, пожав плечами, ответил:
-- Кислятиной, магистр.
-- Совершенно верно. Теперь ответь мне, кто у нас в городе станет пользоваться самопальными чернилами отвратительного качества, если в лавке за медный грош можно приобрести нормальные?
-- Гм. Очень бедный человек?
Свен покачал головой, задумчиво разглядывая каракули.
-- Денег на хорошую бумагу хватило, а на чернила не осталось? Нет, Каспар. Существуют только две категории населения, считающие для себя зазорным использовать покупные чернила. Первая: аптекари. А вторая…
-- Маги, - закончил помощник и взволнованно протер очки. – Вы думаете, магистр, что это ужасное преступление совершил кто-то из наших?
-- Не исключено.
Несколько минут частные детективы молчали, обдумывая неожиданное открытие.
-- Но в таком случае, круг подозреваемых сильно сужается, не так ли? – негромко спросил Каспар. – Магов значительно меньше, чем людей, да и поэзией увлекается далеко не всякий. Я имею в виду обычную поэзию, конечно. Можно использовать этот клочок бумаги для заклинания поиска и…
-- И что? – перебил магистр. – Провозимся несколько недель, а то и месяц. Не будем же мы стучать во все двери подряд и вызывать на проверку каждого мага? Заметь, в том, что это именно маг, мы с тобой на сто процентов не уверены. Вдруг какой-нибудь студент-недоучка занимается подпольной продажей бурды, именуемой чернилами? А этот ненормальный возьми да и купи. Вряд ли у парня все в порядке с головой, если на чужую музу позарился.
-- Или у девушки, магистр.
-- Прошу прощения?
-- Я имею в виду, что пол похитителя пока под вопросом.
-- Равно как и его возраст. Ты прав, я мыслил стереотипно. При слове «поэт» перед глазами обязательно встает бледный худосочный юноша, а ведь на самом деле оказаться графоманом может кто угодно. Хоть молодая женщина, хоть дряхлый старикашка. Как правило, в зрелом возрасте подобных стихов уже не сочиняют, но вдруг нам попался уникум, возжаждавший, пока не поздно, увековечить свое имя в литературной энциклопедии? Мда, идея с прочесыванием города решительно отпадает. Бумажку, само собой, обработаем на всякий случай, но… Ах, Каспар, какие же мы с тобой болваны!
Он хлопнул себя по лбу и расхохотался.
-- Вы нашли ответ, магистр?
Замечание носило несколько дежурный характер, ведь если Свен принимался обзывать себя и помощника, было совершенно ясно: задача практически решена.
-- Не ответ, но способ его найти. Ведь что нужно графоману для полного счастья?
-- Муза?
-- Допустим, она у него уже есть. Еще?
Каспар немного поразмыслил.
-- Должно быть, признание.
-- Браво, юноша. Именно признание. Редкий автор не захочет получить одобрение своих трудов. Но чтобы добиться одобрения (или вообще какой-то качественной оценки), нужно, чтобы всю эту пачкотню прочли, верно? И куда в таком случае вдохновенный автор направит свои стопы? А?
-- Я понял, магистр. Какие наши дальнейшие действия?

[RonaVorona]

* * *
В издательстве «Оба и Ломинга» с самого утра творилось неладное.
-- Господин магистр, я, конечно, все понимаю, но нельзя ли с авторами как-нибудь поделикатнее? Среди них есть почтенные, заслуженные люди, которые с нами годами сотрудничают. А эти странные вопросы и требования… Вы же видите, как они обижаются!
Стоя у окна, Ломинг-младший, симпатичный лысоватый толстячок с утиным носом, скорбным взглядом провожал маститого эссеиста, разъяренно хлопнувшего дверью кабинета пять минут назад.
-- Ну и пусть себе обижаются, - беспечно откликнулся Свен, беря с блюда леденец. – Вернутся, куда они денутся? И потом, разве я этого господина обидел? Всего лишь спросил, чем он может подтвердить качество своей продукции, только и всего. Любого другого ремесленника подобный вопрос ничуть не смутит и не заденет. И только писатели принимаются оскорбленно закатывать глаза и биться в истерике, словно они какие-то особенные!
-- Шшшшш! – испугался Ломинг-младший. – Магистр, умоляю, тише! Услышат же…
-- И пусть! Совсем обнаглели, человеку в собственном издательстве вздохнуть не дают! Советую быть с ними пожестче, сударь, иначе на голову сядут и ножки свесят. Не понравилась книга, автора – в шею! В следующий раз еще подумает, прежде чем очередной вздор накарябать.
Сидящий в соседнем кресле Каспар сдавленно хрюкнул и тоже схватил с блюда леденец.
-- Ну знаете, магистр, вы переходите всякие границы, - возмутился издатель. – Мы солидная организация, и никакого рукоприкладства не потерпим! А если вздумаете своевольничать, я буду жаловаться. Да, буду жаловаться самому королю!
-- Успокойтесь, это был всего лишь дружеский совет. Жаловаться вы, разумеется, можете, но на что? Я веду частное расследование. Моя лицензия подписана лично Киборгом Первым, так что никаких законов не нарушено и ничьих прав не ущемлено. Если же вы намекаете на материальный ущерб, который возможно понесет издательство из-за ухода какого-нибудь не в меру обидчивого автора (а уверяю вас, этого не произойдет), он будет подсчитан и возмещен. Что еще? Ах, да. Писатели тоже могут на меня пожаловаться королю, но не раньше, чем я закрою дело.
-- И когда же вы его закроете?
-- Надеюсь, что скоро. Максимум через две недели.
-- О боги! О боги! – воздев руки к потолку простонал издатель и, не в силах долее терпеть это безобразие, выбежал прочь из кабинета, предоставив магистру и его подельнику измываться над авторами самостоятельно.
-- Наконец-то! – с облегчением вздохнул Свен. – Как он меня утомил.
-- Зря вы так, магистр. Ведь и впрямь пожаловаться может.
-- Да не станет он жаловаться, - махнул рукой частный детектив. – А если даже станет, у короля на меня этих кляуз уже знаешь сколько? Весь тронный зал обклеить можно. Главное, что теперь многоуважаемый господин Ломинг нам не мешает.
-- Вы уверены, что похититель здесь еще не был? Скажем, вчера или позавчера?
-- Нет, не уверен. И уже попросил секретаря составить список посетителей за понедельник и вторник. Мы разрежем поисковый вещдок пополам, и завтра ты сам займешься подозреваемыми. Ну а я останусь в мышеловке и буду ждать. Надеюсь, этот автор не собирается поэму на двести страниц вымучивать? Мне совсем не улыбается мысль и вправду проторчать здесь две недели.
Ближе к вечеру в издательство пришел Вильгельм Кровавый.
-- Что вы здесь делаете?! – он в изумлении уставился на магистра, с аппетитом уплетающего сдобные пончики, пришедшие на смену давно ликвидированным леденцам.
-- А вы? – усмехнулся Свен. – Насколько я помню, до сдачи романа осталось еще два дня. Неужели успели досрочно?
-- Я не буду его дописывать, - мрачно сказал Вильгельм и выложил на стол пухлую тетрадь. – Вот, передайте господину Ломингу. Пусть печатает, если хочет. Или отдаст крысам. Мне уже все равно. Я разрываю контракт.
-- Понимаю, - сдержанно кивнул магистр и взял со стола еще один пончик.
Писатель смерил частного детектива тяжелым взглядом.
-- Ни бельмеса вы не понимаете!! – неожиданно рявкнул он. – Думаете: экий бедняга, без музы совсем ни на что не способен, голову потерял, слюни распустил! Я мог бы дописать свой идиотский роман, да, мог бы! Но какое это теперь имеет значение? Без нее? Да, я сам виноват! Позволил Фиалке улететь, и теперь она… И теперь ее…
-- Ну зачем же так мрачно? Ведь ваша муза вполне добровольно могла уйти к другому автору. Такое бывает редко, но все же случается.
-- Если бы! – воскликнул Вильгельм. – Если бы я только мог в это поверить! Найдите ее магистр, умоляю, найдите! Пусть не возвращается – знаю, я не самый достойный автор в мире, а в ней столько вдохновения – жаль растрачивать подобный дар по пустякам… Я только хочу знать… Мне просто нужно верить… Она же мой друг, понимаете? Мне просто необходимо удостовериться, что с ней все хорошо.
Свен молчал, внимательно глядя автору в глаза. Потом улыбнулся.
-- Я ошибался в отношении вас и сожалею об этом. Поверьте, Вильгельм, вам не о чем беспокоиться, потому что…
Мерзкий, вибрирующий звук заставил его подпрыгнуть в кресле и уронить недожеванный пончик на ковер.
-- Он здесь, магистр! – страшным шепотом просипел Каспар. – Здесь, в издательстве!
-- Скорее! Нужно спрятать автора!
Вдвоем они схватили ошалевшего Вильгельма под руки и повлекли его вглубь комнаты, где помещалась кладовка со швабрами и рукописями, временно отправленными «на полку». Затолкали внутрь и заперли дверь на ключ.
-- Отоприте немедленно! – тут же закричал пришедший в себя писатель. – Что вы себе позволяете?
-- Ни звука, Вильгельм, - приказал Свен. – Если хотите увидеть свою музу живой и здоровой.
Как ни странно, писатель послушался сразу же.
И вовремя, потому что робкий стук в дверь уже возвестил о прибытии очередного посетителя.

[RonaVorona]

* * *

-- Только прочтите ее сразу же, ладно?
В тоне высокого темноволосого парня звучала мольба пополам с угрозой.
-- Как вам будет угодно, молодой человек. – сказал Свен и вяло полистал объемистую рукопись. – Что ж, вполне недурно…
-- Вы смотрите вверх ногами.
-- Неужели? Хм, действительно. Какой неразборчивый почерк... Должно быть, спешили?
Юноша слегка покраснел
-- Я писал весь день и всю ночь, - нервно сказал он. – Мне нужно знать только одно: это можно напечатать?
Свен усмехнулся.
-- Напечатать, друг мой, можно все что угодно. Вопрос в одном: стоит ли?
Посетитель покраснел еще больше.
-- Почему вы прямо не скажете мне, что это дрянь? – звенящим голосом воскликнул он. – Почему вежливо улыбаетесь и расшаркиваетесь, и лжете, что у вас очередь на месяц вперед, и советуете прийти через год? Неужели так трудно взять и просто вывалить на меня всю правду, как она есть? Что, думаете, не выдержу?!
-- Увы, молодой человек, выносить смертный приговор вашему детищу не в моей компетенции.
-- То есть, как это? – изумился поэт. – Зачем же вы здесь сидите?
-- Хороший вопрос. Да, Каспар?
Помощник сдержанно кивнул, делая вид, что всецело поглощен чтением романа, который принес Вильгельм.
-- Ничего не понимаю, - пробормотал посетитель.
Магистр улыбнулся и покачал головой
-- Видите ли, юноша, мне совсем не трудно обозвать вашу... гм, поэму дрянью. По правде говоря, на первый взгляд так оно и кажется. – Он опять полистал мелко исписанные, местами слипшиеся (не иначе от слез) страницы. – Но ведь это будет только мое мнение. Чисто субъективное. Я ведь вполне могу ошибиться, не правда ли?
-- Ээээ, - промычал вконец растерявшийся парень, не понимая, шутит магистр или всерьез издевается.
-- Ну вот. А незаслуженно обижать молодое дарование мне бы очень не хотелось.
-- Но ведь кроме вас есть и другие, верно? – сказал автор. – Именно поэтому я и хочу издать поэму. Чтобы как можно больше людей смогли ее прочитать!
-- А если я окажусь прав, и ваша рукопись действительно никуда не годится? – прищурился Свен. – Что тогда? Со всех сторон слетятся критики. Эти ненасытные стервятники будут рвать вас в клочья и попутно поливать грязью наше любимое издательство! В последнее время только и читаешь: «Об и Ломинг» - оплот безвкусицы! «Об и Ломинг» печатает бульварное чтиво! В «Об и Ломинг» понятия не имеют, что такое настоящая литература!
-- Моя поэма – не бульварное чтиво! – надулся юноша.
-- А чем вы можете это доказать?
-- Да возьмите и прочтите ее!
-- Мы с вами уже выяснили, что это ничего не даст. Нужен какой-то объективный критерий. Гарантия качества, если хотите.
-- Как же быть?
-- А. Вот мы и подошли к самому интересному, - сказал Свен, потирая руки. – Известно ли вам, юноша, кто такие музы?
Поэт снова заметно покраснел и заерзал на стуле.
-- Да, - прошептал он.
-- Прекрасно, - кивнул магистр. – Значит, вы наверняка знаете, что эти существа прилетают далеко не к первому попавшемуся графоману?
Парень опустил глаза и молча изучал валяющийся на полу пончик.
-- Вот мы и решили, - продолжал Свен. – Во избежание скандалов и попадания в печать низкопробных псевдо-литературных поделок ввести жесткий отбор авторов и отныне издавать только тех, у кого есть муза. Ну, как вам идея?
Молодой поэт по-прежнему не отвечал.
-- Что ж вы загрустили, молодой человек? Видно, свою музу еще не повстречали? Не беда. Подождите еще годик, авось прилетит.
-- У меня есть муза, - одними губами прошелестел поэт.
-- Простите, что? Не расслышал.
-- У меня есть муза! – громко повторил автор и залился багровой краской по самые уши.
В чулане рухнуло ведро со шваброй, и в запертую дверь энергично заскреблись.
-- Никакого сладу с этими крысами нет, - пожаловался магистр. – Не обращайте внимания… Итак, на чем мы остановились? Ах да. Так вы утверждаете, что муза у вас есть?
-- Правда есть, - ответил поэт. – Клянусь!
-- Я-то вам верю, но все-таки для оформления договора придется ее предъявить.
-- Какого еще договора? – удивился юноша.
-- Ну как. Самого главного!
Здесь у Каспара случился жуткий приступ кашля, и эта скользкая тема, к счастью, развития не получила.
-- Наверно, я смогу принести музу к вам, - задумчиво сказал поэт немного погодя. – Но только… Понимаете, она немножко странно выглядит.
Царапанье в чуланную дверь приобрело поистине угрожающий характер.
-- Как она выглядит, совершенно не важно, - заверил юношу Свен. – Лишь бы это была муза.
-- Правда? Ну тогда хорошо. И когда вам ее доставить?
-- Да когда пожелаете. Хоть завтра.
-- Ладно, - сказал поэт и впервые за все время разговора улыбнулся. – Завтра утром я и муза будем здесь.
-- Вот и прекрасно, молодой человек. Ждем с нетерпением.
-- До свидания.
-- Всего хорошего… Фух, ну и денек, - пробурчал он, едва юноша покинул кабинет. – Кого-то мне этот мерзавец напоминает…
Некоторое время он сосредоточенно рылся в воспоминаниях, но так ничего и не выискал.
-- Что-то наш писатель молчит, - пробормотал Каспар.
-- Кто? А! И правда, странно!
Свен подошел к чулану, отпер дверь и заглянул внутрь.
-- Тысяча горгон! Этот псих в окно выпрыгнул!
-- Какое окно, где? – Каспар растерянно протер очки и уставился на дыру под потолком, которой прежде не было и в помине.
-- Черт, и как он туда ухитрился пролезть? Быстрее на выход! Может, успеем перехватить пиита по дороге!
И они бросились вон из кабинета, вихрем пронеслись по извилистому коридору, бесцеремонно распихивая авторов и работников издания, и вылетели во двор, где уже кипела нешуточная баталия.

[RonaVorona]

* * *

В груди Вильгельма клокотала ярость. До этого момента неведомый вор, отнявший у него Фиалку, не имел четкой формы и постоянно менял обличье, словно многоголовый демон Кай из последнего романа про Оборотня. Но теперь, изучая в замочную скважину омерзительную крысью мордочку похитителя, автор четко видел врага. И жаждал крови, в полном соответствии с собственным псевдонимом. Он понимал, куда гнет магистр, и старался изо всех сил сдержать эмоции, но получалось из рук вон плохо. Его трясло, как в лихорадке, и в результате непроизвольных движений в тесном чулане постоянно что-то гремело и падало. В один из таких моментов автору на голову откуда-то сверху свалилась пыльная половая тряпка. Вильгельм злобно отшвырнул ее прочь, поднял глаза и под самым потолком увидел отверстие. То ли маленькое окно, то ли большую вентиляционную отдушину – одним словом, проем, открывающий взору клочок синего летнего неба. Решив, что это знак судьбы, автор дождался, пока вор выйдет из кабинета, взобрался по стеллажам наверх, сметая с полок пыльные рукописи, и сиганул во двор.

[RonaVorona]

* * *

Заметив писателя, который несся за ним, размахивая руками и изрыгая проклятия, Надир попробовал удрать и даже успел взлететь. Но Вильгельм, сделав огромный прыжок, настиг врага в воздухе и ухватил за крыло. Что-то громко хрустнуло, и оба автора, сцепившись, покатились по булыжной мостовой под свист и радостное улюлюканье прохожих.
Вильгельм не дрался очень давно, но некоторое превосходство в весе поначалу дало ему преимущество. Он расквасил Надиру нос, несколько раз от души врезал в челюсть и выбил два зуба. Но потом противник вспомнил, что все-таки является магом, пускай и никудышным, увернулся от очередного удара, вскочил на ноги и начал применять боевые заклинания. Самым успешным оказалось использование «дубинки», в результате чего романист обзавелся абсолютно симметричными фингалами под глазами и здоровенной шишкой на лбу. Заклинания были короткими, но все равно магу требовалось некоторое время, чтобы сосредоточиться и прицелиться. Вильгельм понял это и начал перемещаться зигзагами, периодически внезапно бросаясь вперед и пытаясь застать поэта врасплох.
Вокруг в мгновение ока собралась толпа.
-- Бабушка, посмотри, это же Вильгельм Кровавый! – выкрикнул тоненький писклявый голосок.
-- Где?
-- Ну вот же! Который дяде с крыльями только что в глаз дал!
-- Да что вы?.. Правда? – загалдели в толпе. – Может, похож просто?.. Нет, точно он!
По рядам пронесся вздох удивления, смешанного с восхищением. Не каждый день увидишь знаменитость, устроившую на улице безобразную драку.
-- Ах ты бесстыдник! Чему детей учишь? Не зря мне твои книжки никогда не нравились!
Почтенная пожилая дама в соломенной шляпке размахнулась и огрела Вильгельма по спине тростью с массивным серебряным набалдашником. Не то внутрь был залит свинец, не то бабушка в свободное от выгуливания внука время занималась борьбой, но удар вышел сокрушительной силы, и романист рухнул на землю, как подкошенный. Надир моментально воспользовался передышкой, неуклюже соорудил огненный шар и послал его в противника. Кособокий сгусток пламени прошел по дуге и, плавно обойдя постепенно приходящего в себя Вильгельма, полетел прямо в гущу народа. Но в самый последний момент вильнул в сторону, врезался в стену издательства и погас, оставив по себе темное неряшливое пятно.
-- Что здесь происходит?
Свен воздвигся над зрителями и суровым взглядом служителя правопорядка окинул место происшествия.
-- А вы разве полицейский? – дерзко спросила пожилая дама, которую не испугали ни внушительная фигура магистра, ни его воинственный вид. Убойную трость она держала наготове.
-- Я хуже, сударыня, - заверил ее частный детектив. – Так что если не хотите познакомиться с гостевым дворцом*, советую вложить меч в ножны и продолжать прогулку. И без вас разберемся.
Сквозь редеющую публику протолкался Каспар. Он достал из кармана блокнот, сделал каменное лицо и встал рядом с магистром, словно приготовившись вести протокол.
Рассудив, что с двумя противниками ей не справиться, дама презрительно фыркнула, схватила хнычущего внука за руку и растворилась в толпе.
Где-то вдалеке раздался свисток настоящего полицейского. Большинством зевак это было воспринято как окончательный сигнал к отступлению. Через минуту вокруг основных участников событий почти никого не осталось
-- Ну вы даете, Вильгельм, - покачал головой магистр.
Писатель только сплюнул и запахнул грязную изодранную рубаху, лишившуюся в схватке половины пуговиц.
-- А вы, юноша? Это кто ж вас надоумил покуситься на чужую музу? Или сами догадались?
Надир опустил глаза и мрачно утер кровавую соплю.
-- Только деду не говорите. Он меня и так убьет.

* «Гостевым дворцом» в народе прозвали отреставрированную городскую тюрьму, которая после ремонта затмила собой все близлежащие строения.

[RonaVorona]

* * *

-- Ты что с ней сделал, негодяй?
Если бы не присутствие Свена и Каспара, Вильгельм завершил бы начатое и убил паршивца на месте.
Молодой поэт вжал голову в плечи и попятился.
-- Ничего не делал, клянусь! Она… Она с самого начала такая!
-- Такая?!
Писатель с ужасом взирал на гладкий округлый кокон, по цвету и плотности весьма напоминающий булыжник.
-- Да, такая! – упрямо повторил Надир. – Я ее шапкой накрыл и сразу же домой отнес. А когда вынул и посмотрел… Ну, она прямо в шапке того… закуклилась. Я подумал: может быть, так и надо…
-- Я тебя сейчас закуклю – своих не узнаешь! И скажу, что так и надо! – свирепо зарычал романист.
-- Юноша говорит правду, Вильгельм, - вмешался магистр. – Это нормальная реакция феи на испуг. Она почувствовала опасность и постаралась себя защитить. Все музы так делают.
-- Значит, вы знали об этом с самого начала? И молчали?!
-- Наверняка – не знал. А молчал, потому что не хотел вас понапрасну обнадеживать.
-- И что же… Она теперь останется такой навсегда? – прошептал автор.
-- Разумеется, нет. Ваша Фиалка просто спит, вот и все.
-- Так разбудите ее!
-- Гм, боюсь, проделать это под силу только вам одному.
-- Мне? – удивился Вильгельм. – Но как?
-- Думаю, вы знаете, - улыбнулся магистр.
-- Эээ, я что должен… поцеловать ее? – растерялся романист, разглядывая холодное продолговатое нечто, словно пытаясь определить, где у него ноги, а где голова.
-- Можете, конечно, и поцеловать, - ответил Свен. – Потом.
И, не в силах больше сохранять серьезное выражение лица, громко расхохотался.
Вильгельму отчаянно захотелось дать магистру в ухо.
-- Достаточно просто подуть на нее, - примирительно сказал Каспар. – И муза проснется.
Автор бережно взял кокон в руки, поднес его к губам и легонько дунул.
Несколько секунд ничего не происходило, и у Вильгельма мелькнула мысль, что над ним опять жестоко подшутили.
Но вот кокон дернулся у него в руке. Раз, другой, третий… Потом внезапно взвился в воздух, завертелся волчком и рассыпался облачком сияющих звездочек.
-- Ах, Вилли, где же ты был так долго? Я ужасно соскучилась!
Вильгельм хотел ответить, но у него перехватило дыхание.
«Сейчас точно заплачу», - ошеломленно подумал он.
Фиалка захлопала лиловыми крылышками и заплясала у автора на ладони, излучая полное довольство жизнью.
-- Ну, и что ты тут делал без меня? – продолжала щебетать она.
-- Дрался на дуэли, сударыня, - сообщил магистр. – Видите, какие ужасные раны? И все ради вашего спасения, между прочим.
-- Ой! – воскликнула Фиалка, только теперь заметив посторонних.
Она взвилась под потолок и с любопытством разглядывала присутствующих.
-- Не бойся, это друзья! – сказал Вильгельм, опасаясь, как бы она снова не закуклилась.
-- Я вовсе не боюсь! – ответила фея. – О, а ты тот грустный маленький поэт, у которого нет музы, да?
Надир буркнул что-то нечленораздельное, схватил со стола шапку и пулей вылетел за дверь.
Его никто не преследовал.
-- Мда, яблоко от яблоньки, - задумчиво пробормотал магистр. – Жаловаться на мальчишку будете?
-- Зачем? – пожал плечами Вильгельм. – Фиалка теперь со мной. А остальное неважно.
-- Верное решение, - кивнул Свен. – Что ж, похоже, мы вам больше не нужны. До свидания. И в будущем постарайтесь друг друга не терять.

[RonaVorona]

* * *

Очень хотелось бы заверить вас, дорогие друзья, что после всех этих волнительных событий Вильгельм и Фиалка зажили душа в душу и больше никогда-никогда не ссорились. Но увы. Похоже, мир так устроен, что полная гармония и взаимопонимание между музой и автором невозможны в принципе. И со временем все постепенно вернулось на круги своя. Конечно же, радуясь освобождению, Фиалка позволила автору и дальше сочинять фантастические романы, но вскоре пожалела об этом, периодически закатывала привычные скандалы и грозилась лишить Вильгельма поддержки и вдохновения. Но разница все же была. И заключалась она в том, что муза больше никогда не угрожала его бросить. Обидевшись на автора, фея отправлялась в сад и «включала фонтан». Магистр Свен подарил романисту особенные грибы-хамелеоны, меняющие цвет свечения в зависимости от настроения того, кто до них дотрагивается. Грибами засадили большую овальную клумбу за фонтаном, так что, глядя из окна Вильгельмовой комнаты, можно было вообразить, что этот странный, переливчатый свет идет от воды. Желтый, когда Фиалка сердилась, и лиловый, если она успокаивалась и была готова к примирению. Иногда фонтан менял цвет по десять раз на день, но все-таки чаще светился лиловым, и автор, глядя на всю эту цветомузыку из окна, размышлял о том, что он, должно быть, самый счастливый человек. Если не в мире, то в этом городе точно…
Ну а что же наш знакомец Надир? Неужели так и остался горевать в одиночестве, оплакивая свои разбитые мечты и несбывшиеся надежды? Отказался ли от мысли поступать на литературный факультет? Вернулся ли к изучению магической науки? Признаться, все эти вопросы нисколько не занимали ни Свена, ни Каспара, ни, тем более, Вильгельма. Но все же кое-кто не остался равнодушным к судьбе юного поэта. Ох уж эти музы! Они совершенно неисправимы, когда дело касается непризнанных гениев.
Однажды Надир, по обыкновению хмурый и задумчивый сидел на самой дальней от входа скамейке парка и сочинял очередную поэму. Как вдруг…
-- Не такие уж плохие стихи, - сказала Фиалка, садясь ему на плечо. – Однажды к тебе обязательно прилетит муза, вот увидишь!
Юноша скосил на нее глаза и сердито захлопнул тетрадь.
-- И ты туда же, - сказал он. – Все только и твердят, что нужно подождать годик-два. А лучше пять. Спасибо, но подобными утешениями я сыт по горло!
-- Вот глупый! – засмеялась муза. –Как же ты хочешь, чтобы другие в тебя поверили, если сам не веришь? И я вовсе не утешаю. Она прилетит.
-- Музы прилетают не ко всем, и ты это прекрасно знаешь, - грустно сказал Надир.
-- Конечно, - важно подтвердила Фиалка. Она сорвалась с его плеча, и лиловые крылышки ослепительно сверкнули на солнце. – Мы приходим только к тем, кто в нас нуждается. Просто верь в себя и держи окно распахнутым. И она прилетит. Я обещаю.

[Poltavka]

О, сколько всего!!! Как здорово! между нами, что-то мне пока "Хроники" не очень, ну, то есть, нормально, но не настолько интересно, как ожидалось. Там что давай ты пиши

А я только умыло тебе написала. Значит, работаешь завтра... а давай на выходные встретимся, я соскучилась?

[RonaVorona]

Poltavka
Хех, а я так за "Хроники" и не взялась. Разве что на майские...
Спасибо, Наташик