Почитав ранние произведения Натали, поискала и свое дофандомное, хехе)))). Собственно, почти и не было ничего. Рассказ да пьеса на школьную тематику (что я еще могла придумать). Они не автобиографические, поэтому куча фактических багов и прочего наивняка. Но улыбнуло, да. Столько текста без диалогов, ужас. Щас такое не осилю 
.
Рассказ написан лет шесть-семь назад (а действие, похоже, происходит еще раньше))). По прочтении родитель (которого я тогда еще терзала своей графоманью, требуя отзыва) лапидарно сказал, шо история ни о чем
. В свое время это жутко меня расстроило, хотя потом смирилась и согласилась))))). К тому же, довольно противноватая главгероиня (не специально! 
). Короче, сейчас писала бы все иначе (да вообще не писала, какая уж там школа)))). Но выложу на поностальгировать. И чтобы однообразные посты разбавить
Довольно много букоф
Неудачный день
читать дальше* * *
- Как же так, Маргарита Валентиновна? – спросила Алла Сергеевна Мясоедова, входя в учительскую. – Разве представление перенесли на сегодня? Но почему?
Этот вопрос Рите задавал уже десятый человек подряд, не считая юных актеров, которых она отправила по домам за костюмами, завхоза Ивана Кузьмича, которому предстояло в спешном порядке устанавливать елку, и вахтерши-уборщицы бабы Вари, которая и так все знала, но тем не менее жаждала разъяснений. Разъяснять Рите в конце концов надоело, и теперь она просто пожала плечами, продолжая изучать список намеченных на сегодня дел.
- Хотите, я объясню? – отозвался из-за соседнего стола Николай Васильевич Горобец, преподававший в школе рисование и биологию. Не дожидаясь ответа, он веско произнес: - У Остапчука наконец-то родился наследник.
- Неужели? – изумилась Алла Сергеевна. – Мальчик или девочка?
- Раз наследник, то, вероятно, мальчик.
- Какая прелесть! И как назвали малыша?
- Думаю, пока никак, - ответил Горобец. – Но из достоверных источников стало известно, что Остапчук завтра отбывает в Германию. Так что за именем дело не станет.
Мэр города Виктор Семенович Остапчук за последнее время поминался в школе гораздо чаще, чем имя Господа, произнесенное всуе. И на то были свои причины.
Приближались выборы, на которых Виктору Семеновичу намеревался составить конкуренцию достаточно сильный соперник – некий Антон Данилович Калиниченко, весьма разворотливая личность, в активе которой значилась реанимация местной сыроварни. За короткий срок Антону Даниловичу удалось превратить убыточный заводик в крупное процветающее предприятие, завалившее продукцией весь отечественный рынок, а также ближнее зарубежье. Но Калиниченко скромной ролью сыровара почему-то не удовлетворился и двинулся в политику, обещая избирателям новые рабочие места и поддержку малого и среднего бизнеса.
Виктор Семенович решил, что недооценивать предприимчивого конкурента не стоит, и начал готовиться к борьбе заранее. Одним из основных пунктов его предвыборной компании было привлечение на свою сторону малоимущих слоев населения, к которым причислялись и работники сферы образования. Под лозунгом: „Дети – наше будущее!” Остапчук принялся колесить по школам и детским садам, щедрой рукой раздавая конфеты, учебники и компъютерную технику. Подобные посещения приурочивались к какому-нибудь празднику и освещались на местном телевидении во всех выпусках новостей, а также специальной получасовой программе. О том, каким образом директрисе Зинаиде Борисовне Квач удалось зазвать мэра на Новый Год, Рита точно не знала. Оставалось все списать на бывших соучеников Зинаиды Борисовны, ныне работавших в городской администрации. В честь праздника и визита Остапчука в актовом зале собирались поставить спектакль под названием „Царевна-Лягушка”, премьера которого должна была состояться послезавтра, в пятницу. Все шло по плану, но внезапно случилось непредвиденное...
Жена Виктора Семеновича, которая долгое время страдала от бесплодия, в конце концов излечилась и лежала в одной из частных клиник Германии на сохранении. Появление ребенка ожидалось ориентировочно во второй половине января, но природа внесла свои коррективы: Остапчук-младший родился на месяц раньше срока, то есть позавчера. Естественно, счастливый отец, который, как все уже поняли по его многочисленным визитам в интернаты и приюты, очень любил детей, принялся рваться за кордон, к жене и сыну. Сегодня утром Зинаиде Борисовне позвонили и сообщили, что мэр, уладив кое-какие текущие дела, уже завтра улетает в Германию, где останется до окончания праздников. Так что приехать посмотреть представление он, по всей видимости, сможет только после Нового Года. Квач пришла в отчаяние, восприняв слова „приедет после Нового Года” как „не приедет никогда”. Проинструктировав Риту и пообещав звонить через каждый час, она тут же на всех парусах умчалась в горисполком, чтобы уверить Остапчука, что у них в школе уже все готово, и убедить его приехать сегодня. Рите, у которой готово было далеко не все, оставалось только надеяться, что ничего у директрисы не выйдет, и спектакль будет отложен. С другой стороны, она понимала, что все уже на него настроились, и двухнедельный перерыв может выбить из колеи весь творческий коллектив.
- Хорошо хоть Печерников уже уехал, - продолжал тем временем осведомленный Горобец. – Представляете, если бы в его присутствии всеобщее внимание и почитание вдруг переключилось на другую персону?
- Зря вы так, - покачала головой Мясоедова. – Вадим Олегович – очень вежливый молодой человек. Просто он не любит, когда его отвлекают. Вы же сами видели! Такая работа, наверное, требует невероятной концентрации мысли.
- Не большей, чем нужно на ее восприятие. Правда, Маргарита Валентиновна?
- Угу, - сказала Рита, думая о своем.
- Неужели вам не нравится? – удивилась Алла Сергеевна.
- Ну что вы, мне нравится, - ответил Николай Васильевич. - Горы, снег, небо – очень убедительно и натурально. Однако все должно быть к месту. Ведь эти примитивные бумажные снежинки, фонарики, гирлянды тем и хороши, что после праздника от них можно сразу же избавиться. Сложили в коробку – и спокойно вешайте портрет очередного вождя. Или ставьте урны с бюллетенями... с бюллетнями... С бюллетнями или бюллетенями, Маргарита Валентиновна?
Подобный вопрос, заданный математику в присутствии преподавателя русского, Риту не удивил. После того, как директриса поручила ей подготовку новогоднего спектакля, в школе почему-то решили, что она все должна знать лучше других. А может, коллегам просто было удобно жить под девизом: „Спросите у Маргариты Валентиновны”.
- Бюллетенями, - пробормотала Рита.
- Ну вот, - сказал Николай Васильевич. – А теперь, благодаря господину Печерникову, мы еще лет пять минимум проживем в Гималаях.
- В вас говорит провинциализм, - улыбнулась Мясоедова.
- Нет, Алла Сергеевна. Провинциализм – городить в сарае Сикстинскую капеллу.
- Наша школа не сарай, а памятник архитектуры 1810 года, - парировала патриотичная Алла Сергеевна.
- Это вам Печерников сообщил? Не верьте. Мне, например, он сказал, что использует какую-то суперстойкую быстросохнущую краску. Суперстойкая, согласен. Я на днях неудачно прислонился – единственный приличный пиджак испачкал, а он не отстирывается. Пришлось новый покупать.
- Ой, а я хотела платье черное надеть... – Алла Сергеевна окинула тоскливым взлядом свой скромный наряд.
- Можете сбегать, - сказала Рита. – Думаю, по крайней мере часа два у нас в запасе есть.
- Так ведь его еще стирать надо, а оно знаете сколько сохнуть будет, - тоска в голосе Мясоедовой усилилась.
- А вы его на батарею, - предложил Горобец. – Жена всегда мои носки на батарею кладет. Правда, потом они напоминают высушенные сморчки, но у нас же тут все свои. Чего стесняться?
* * *
- Ну, и чего делать будем? – сказал десятиклассник Ярослав Огурцов и почесал затылок. – Кажется, застряли.
Рита вздохнула. К сожалению, он был прав. Роскошное директорское кресло плотно засело в дверном проеме актового зала и не хотело двигаться ни вперед, ни назад. Напарник Огурцова Костя Москаленко хмыкнул и пробормотал под нос что-то нецензурное. Они с приятелем добровольно вызвались перетащить громоздкое кресло из директорского кабинета в актовый зал, считая это пятиминутным делом, но сражение длилось уже больше получаса, а воз был и ныне там. Чтобы хоть как-то приободрить приунывших помощников, Рита пообещала в случае благоприятного исхода операции освободить их от ближайшей контрольной по алгебре. Но это лишь усугубило положение. Стремясь поскорее добиться желаемого эффекта, Москаленко так усердно приналег на кресло с одной стороны, а Огурцов так мощно потянул с другой, что оно застряло намертво.
- Не понимаю, какому идиоту пришла в голову идея для царского трона использовать это кресло, - Москаленко сердито пнул врага в кожаный бок. – Ну взяли бы обычный стул, застелили покрывалом – вот вам и трон!
Рита покраснела: идея была ее. Дело в том, что кресло, помимо участия в пьесе, должно было выполнить и другую функцию, а именно: уместить объемистую фигуру мэра, который после представления собирался подняться на сцену, вручить актерам подарки и произнести длинную поздравительную речь. Разумеется, Риту смутила вероятность появления у недоброжелателей Остапчука некоторых нехороших ассоциаций, и она даже поделилась своими сомнениями с директрисой, но Зинаиду Борисовну возможные великодержавные параллели даже обрадовали, так что оставалось лишь найти кресло поприличнее. Единственный презентабельный экземпляр был обнаружен именно в директорском кабинете, то есть совсем рядом с актовым залом. Сейчас Рита горько жалела, что не произвела необходимых замеров, но кто ж знал? Неужели двери в кабинете Зинаиды Борисовны шире этих?
- Разве директорская дверь шире? – терзался тем же вопросом Костя Москаленко. – Из кабинета ж мы его почти без проблем вытащили.
- Директорская может и шире, а вот в коридоре – точно нет, - сказал Огурцов – Как же его с улицы заносили?
- Может, через окно? – предположил Москаленко.
- А может, оно как-то разбирается? Подлокотники там отвинчиваются или спинка...
- Точно! Давай попробуем?
- Давайте, - сказала Рита. – А потом Зинаида Борисовна открутит головы нам троим.
Она подошла к окну. На улице светило солнце, и выпавший за ночь снег весело искрился в его лучах, контрастируя с темными подтаявшими дорожками и мрачным Ритыным настроением.
Возня со спектаклем длилась месяца два, и Рита уже была не рада, что во все это ввязалась, прклиная свою не вовремя проявленную амбициозность. Когда Зинаида Борисовна предложила ей заняться подготовкой новогоднего представления, она согласилась, почти не раздумывая. Это был, конечно, не ее профиль, но роль младшего товарища, которую Рита играла в коллективе не первый год, порядком надоела, и она была рада возможности хоть как-то себя проявить. Разумеется, она очень рассчитывала на помощь коллег, которые обещали Маргарите Валентиновне всяческую поддержку в ее трудном и ответственном деле.
Написание сценария Рита получила Алле Сергеевне, отведя ей на это две недели, по истечении которых пунктуальная Мясоедова положила на стол пачку отпечатанных листов.
- Послушайте, Алла Сергеевна, вы когда-нибудь писали сценарии? – спросила Рита, прочитав текст.
- Нет, - ответила та и насупилась (она вообще легко обижалась). – У нас раньше Танечка всем сама занималась.
Мясоедова имела ввиду Татьяну Степаненко, которая на протяжении долгого времени вела в школе группу продленного дня и выступала в роли массовика-затейника. После того, как два года назад продленку ликвидировали, Татьяна ушла в другую школу, но здесь о ней до сих пор ходили легенды как о волшебнице, способной слепить конфетку из самого гнилого сырья. В том, что до многоопытной Степаненко ей далеко, Рита готова была согласиться с Аллой Сергеевной, но вот представления о сценарии у них с Мясоедовой были совершенно разными. Рита считала, что это должно быть нечто вроде пьесы, где все происходит в настоящее время, разговоры расписаны в виде диалогов, а действия – в виде кратких ремарок. Произведение же Аллы Сергеевны являло собой слегка сокращенное переложение известной сказки, причем, насколько ее помнила Рита, весьма близко к тексту. Сценарий начинался словами «в некотором царстве», заканчивался – «вот и сказочки конец, а кто слушал – молодец» и состоял из таких фрагментов, как: «… Долго ли, коротко ли, вышел Иван-Царевич на поляну и увидел избушку на курьих ножках. «Избушка, избушка, - сказал Иван-Царевич. – Поворотись ко мне передом, а к лесу задом». Избушка заскрипела, закачалась и поворотилась к Ивану-Царевичу передом, а к лесу задом…» При чем тут «долго ли, коротко ли» и «заскрипела, закачалась», для Риты было загадкой, однако она поблагодарила Аллу Сергеевну за проделанную работу и сценарий взяла, так как пора было двигаться дальше. Поразмыслив на досуге и перечитав еще раз творение Мясоедовой, она ничего менять в нем не стала, а просто решила внедрить в спектакль фигуру Автора, который бы озвучил все эти «долго ли, коротко ли» и одновременно ввел зрителей в курс дела. У нее даже была для этой цели готовая кандидатура: Лена Свиридова из 7-Б – крупная девочка с хорошей дикцией и великолепной памятью, которая, однако, если рассматривать персонажей сказки, по своей фактуре годилась разве что на роль Медведя. Против Автора Лена не возражала, а ее мать, профессиональная швея, даже согласилась оказать помощь в изготовлении костюмов. Теперь можно было вплотную заняться главными героями.
При подборе исполнителя роли Ивана-Царевича Рита столкнулась с определенной проблемой. Ученики младших классов в большинстве своем были мелковаты, особенно по сравнению с пышнотелой ведущей. А ребята постарше оказались чересчур продвинутыми и к предложению изображать какого-то отсталого Ивана, пускай даже и Царевича, отнеслись весьма прохладно. С гораздо большим энтузиазмом были встречены отрицательные персонажи. Рите даже пришлось провести небольшой конкурс, чтобы выбрать из двух претендентов на роль Кащея и трех претенденток на роль Яги. Иван-Царевич, впрочем, вскоре тоже отыскался. Им стал ученик 6-А Толя Мельников, который, правда, был невысок ростом, зато громогласен и не боялся сцены, что для Риты имело большое значение.
Не все гладко шло и с Царевной-Лягушкой. Поскольку представление готовили к Новому Году, директриса настаивала, чтобы в сказке это было как-то отражено. Иными словами, она предлагала переименовать Василису в Снегурочку, одновременно выставив на эту роль кандидатуру своей дочери. Ирочка училась в пятом классе и серьезно занималась балетом. Это была миловидная худенькая девочка со светлыми волосами и голубыми глазами, однако, по мнению Риты, для спектакля она не подходила. У Иры был тихий голос, к тому же она сильно шепелявила и часто забывала слова. После первых репетиций Рите пришлось деликатно намекнуть Зинаиде Борисовне, что для всех будет лучше, если роль Василисы исполнит кто-нибудь другой. А Ира пусть себе будет Снегурочкой, которая после спектакля совместно с мэром- Дедом Морозом вручит детям подарки. Она даже может станцевать что-нибудь из своего балетного репертуара, если захочет. Квач спорить не стала, и Василисой благополучно сделалась одноклассница Иры – Маша Бабич, которая устроила режиссера по всем параметрам, кроме неистребимой привычки грызть ногти. Рита даже предупредила Машу, что если она не прекратит на репетициях совать в рот пальцы, то останется без роли. Конечно, это были пустые угрозы, но они подействовали, и насчет актерского состава Рита успокоилась.
С реквизитом тоже проблем не возникло. Многих родителей и учителей воодушевила перспектива увидеть на сцене знакомый предмет и , толкнув соседа в бок, прошептать: «Смотрите, вон там, с краю… Это же наше блюдо…» Со всей школы Рите несли деревянные луки, пластмассовые мечи, кубки, миски, картонные веера, скатерти и почему-то игрушечные пистолеты. Сортировку, отбраковывая явный хлам, производила учительница труда Людмила Ивановна Успенская, которая также занималась изготовлением бумажных гирлянд и фонариков для будущей елки, приобщая к этому делу на своих уроках третьеклассников. За декорации же согласился взяться учитель рисования Николай Васильевич. Особенно его вдохновила идея соорудить макет избушки на курьих ножках, которая должна была поворачиваться вокруг своей оси, издавая скрип в точном соответствии со сценарием Аллы Сергеевны.
Что касается преподавателя физкультуры Александра Евгеньевича Пирогова, то он сам пришел к Рите предлагать свою помощь: «Если вам там нужно что-нибудь переставить или передвинуть, Маргарита Валентиновна, вы говорите, не стесняйтесь.» Переносить и передвигать пока ничего не требовалось, но чтобы поощрить энтузиазм Александра Евгеньевича, Рита попросила его подумать, из чего можно сделать царский посох. Через некоторое время физкультурник явился со старой лыжной палкой. По размерам она вполне подходила, но острый наконечник был явно травмоопасен, поэтому Рита, поблагодарив Пирогова за труды, палку ему все же вернула. На следующий день Александр Евгеньевич пришел снова, держа под мышкой большой продолговатый сверток. Внутри оказалась старинная трость с серебряным набалдашником, принадлежавшая то ли прадеду, то ли прапрадеду Пирогова, он и сам точно не знал.
- Что вы, Александр Евгеньевич, - запротестовала Рита. – Я не могу ее взять. Это же практически музейный экспонат. Мало ли что может случиться, дети все-таки…»
- Берите-берите, - настаивал физкультурник. – Все равно ничего более подходящего вы не найдете.
И Рита сдалась. Она поместила трость в шкаф под замок, решив задействовать непосредственно в день премьеры, а на репетициях обходилась обычным зонтиком.
В общем, подготовка к спектаклю шла полным ходом, когда на горизонте неожиданно возник племянник директрисы, известный художник и декоратор Вадим Олегович Печерников, который за символическую плату вознамерился оформить к Новому Году интерьер актового зала. Ситуация, честно говоря, сложилась довольно некрасивая. К этому моменту Николай Васильевич уже успел выполнить с десяток эскизов и начать изготовление избушки, а теперь его фактически отодвигали в сторону. Рита долго перед ним извинялась, хотя к появлению незваного конкурента не имела никакого отношения. В ответ Николай Васильевич заверил ее, что все понимает, ни на кого не обижается и желает Печерникову всех благ и творческих успехов.
Приезд столичной знаменитости все перевернул с ног на голову, потому что, прослышав о появлении в городе самого Печерникова, у ворот школы с утра до вечера толпились журналисты. В результате для учителей и учеников были введены специальные пропуска, а вахтершу бабу Варю временно сменил суровый господин, который окидывал каждого входящего таким взглядом, как будто подозревал в нем очередного переодетого репортера, стремящегося подсмотреть, как работает Мастер. В актовый зал никого не пускали. Даже директриса, как показалось Рите, была осведомлена о ходе творческого процесса исключительно со слов самого Вадима Олеговича.
Примерно через месяц после начала работ всех ожидал сюрприз. Оказывается, Печерников намеревался ограничиться только стенами зала. То ли вознаграждение оказалось чересчур символическим, то ли во второй половине декабря у декоратора возникли неотложные дела, факт оставался фактом – приниматься за оформление сцены он не собирался. Рита дважды попробовала забросить удочку в направлении отставленного Николая Васильевича, но потерпела неудачу. В первый раз он просто отшутился, а во второй заявил, будто даже рад, что не участвует во всем этом балагане. Рита поняла, что Горобец все-таки обиделся, и теперь декорациями ей придется заниматься вдвоем с Людмилой Ивановной. Времени уже оставалось мало, та что изощряться особенно не стоило. Деревья Рита предложила вырезать из картона (на это ушли все коробки, которые только удалось обнаружить), выкрасить их в соответствующий цвет и привязать к спинкам стульев, что позволило бы плоским декорациям стоять. Успенская в свою очередь захотела для разнообразия изготовить несколько «берез» из обычных вешалок для верхней одежды, соорудив крону из «дождика», ваты и еловых веток. Принять подобную конструкцию за дерево можно было только издалека, да и то при значительной доле фантазии, но все равно по сравнению с плоскими раскоряками эти «березы» смотрелись очень даже неплохо. Для имитации болота, в котором жила Лягушка, Рита пожертвовала старой голубой шторой, которая когда-то висела у нее в детской, и на этом решила остановиться, сочтя избушку архитектурным излишеством.
На той неделе Печерников наконец-то уехал, и ажиотаж вокруг его творения понемногу спал, хотя за стойкой опять воцарилась баба Варя, и теперь все могли созерцать настенную роспись в зале совершенно беспрепятственно. Рита не считала себя знатоком живописи, поэтому когда ее просили высказаться по поводу какой-нибудь картины, она обычно ограничивалась простым описанием того, что на ней было изображено. Относительно данного произведения она бы отметила: покрытые снегом горные вершины в солнечный день.
«Деревья» в новый интерьер при помощи Пирогова были перемещены еще в прошлую среду, но генеральную репетицию Рита решила отложить на самый последний день перед премьерой. Теперь она об этом жалела, потому что сегодня времени могло не хватить. Да еще это проклятое кресло…
- Принимайте работу, Маргарита Валентиновна! – раздался за спиной громкий голос Огурцова.
Обернувшись, Рита увидела, что кресло под неумолимым натиском все-таки дрогнуло и теперь целиком и полностью находилось на территории актового зала.
- Может, вам еще что-нибудь помочь? – весело спросил Москаленко. Справившись с креслом, он, очевидно, полагал, что способен горы свернуть.
- Ой! – вдруг забеспокоился Огурцов и склонился над поверженным врагом. – Кажется, поцарапали.
- Ничего! – по-прежнему беззаботно ответствовал Москаленко. – Скажем, «шо так и було».
* * *
Вскоре после того, как борьба с креслом счастливо завершилась, позвонила директриса. Ситуация со спектаклем окончательно не прояснилась, поскольку Остапчук в данный момент находился на каком-то совещании. Но, как сообщили Зинаиде Борисовне доброжелатели, если мэр и прибудет к ним сегодня, то это произойдет в первой половине дня, потому что потом у него намечены неотложные дела. Сказав, что перезвонит попозже, Квач положила трубку. Отметив, что до обеда остается часа два с небольшим, Рита решила пожертвовать елкой в пользу срочной генеральной репетиции. Тем более, все актеры уже были в сборе и томились в спортзале от безделья и волнения под присмотром учителя музыки Леонида Геннадьевича Высоцкого, выполнявшего в пьесе роль живого оркестра.
…Репетиция в целом прошла успешно, не считая того, что Иван-Царевич все время норовил повернуться к залу спиной, а в конце дружественный Заяц так яростно бросился на вражеского, что параллельно повалил и стоявшее с краю картонное дерево. Сначала Рита хотела вернуть муляж на место, но потом сообразила, что он перекрывает траекторию движения на сцену и обратно, и решила изъять его вообще. Лишний стул был водворен за кулисы, где также помещалось дожидающееся своей очереди директорское кресло, и теперь декорации приобрели абсолютную симметричность: четыре дерева справа и четыре – слева. Посередине предполагалась елка, но из-за недостатка времени ее появление на сцене оставалось под вопросом.
Вопрос этот вскоре разрешил звонок Зинаиды Борисовны, последовавший точно по расписанию. Директриса сообщила, что мэр в первой половине дня приехать не сможет, но вроде бы прибудет ближе к вечеру, когда уладит все дела.
- Отпустить пока детей по домам? – спросила Рита.
- Ни в коем случае! Все еще двадцать раз может поменяться.
- Тогда надо предупредить родителей, чтобы не волновались.
- Хорошо-хорошо, предупредите. И ждите моего звонка.
Ну что ж, можно было устанавливать елку, о чем Рита сообщила завхозу, который поначалу был недоволен, что все его хлопоты по поводу приобретения и доставки дерева могли пойти на смарку. Услышав радостное известие, Иван Кузьмич почему-то не обрадовался и даже пробурчал что-то нелестное по неопределенному адресу, но тем не менее изъявил полную боевую готовность и уверил Маргариту Валентиновну, что с этой стороны все будет в порядке. Сама Рита тем временем отправилась в кабинет труда к Людмиле Ивановне разбирать елочные игрушки, одолженные в добровольно-принудительном порядке у родителей все тех же поднадзорных третьеклассников.
Минут через пятнадцать после того, как она приступила к этому занятию, в дверь постучали, а потом в класс просунулась белокурая курчавая головка :
- Маргарита Валентиновна, можно вас на минутку?
- Конечно, Ирочка. Я сейчас выйду.
- Маргарита Валентиновна, вы только, пожалуйста, не сердитесь… - сбивчиво начала Ира Квач, как только Рита оказалась в коридоре.
- Что случилось?
- Я… Только, пожалуйста, маме не говорите… Я… я думала, в раздевалке забыла, а она… а ее… Украли!
- Что украли? Да говори же!
- Корону! – и у Иры по щекам потекли слезы.
Эта так называемая «корона» была своеобразной семейной реликвией семьи Квач. Зинаида Борисовна хранила ее со времен своего юношеского увлечения любительским театром и очень берегла. Не в последнюю очередь именно из-за этого убора, украшенного стеклярусом, директриса и хотела видеть Иру в роли Василисы, но потом подумала, что корона отлично подойдет и Снегурочке. В день премьеры Зинаида Борисовна собиралась торжественно вручить ее дочери как символ преемственности поколений. И вот теперь этот символ украден?!
- Ира, пожалуйста, успокойся. – сказала Рита. – Скажи, когда это случилось?
- Н-не знаю, - с трудом выдавила из себя Снегурочка, глотая слезы. – Н-наверное, пока мы вчера на физкультуре были…
- Подожди. Вчера? Это когда у Федоренко золотые часы пропали?
- Н-ну да. Но я тогда не знала. Я же думала, что корону в раздевалке забыла! Сегодня пришла – а ее нет! Значит… значит, украли! Пожалуйста, не говорите маме. Она мне и так никогда эту корону трогать не разрешала. И сегодня, я же знала: даст на празднике поносить и снова заберет… А мне так перед девчонками хотелось похвастаться…
- Неужели твоя мама вчера не заметила, что корона пропала?
- Заметила, но… Маргарита Валентиновна, вы только не сердитесь… - Ира опустила заплаканные глаза. – Я… Я сказала, что она у вас.
- Что?!
- Ну, когда мама вечером спросила, где корона, я так растерялась… И потом, я думала, что просто забыла ее, понимаете? Вот и сказала маме, что унесла корону в школу, чтобы вам отдать. Ведь вы и правда половину вещей у себя храните!.. Мама и так накричала, что я взяла ее без спросу, а представляете, как рассердится, если обо всем узнает!
- Ира, а ты не думаешь, что рано или поздно она все равно обо всем узнает и рассердится, но только уже не на тебя, а на меня?
- Маргарита Валентиновна, ну пожалуйста, - захныкала Ира. – Ведь я же правда ее вам отдать собиралась! Я же не виновата! А если бы с вами такое случилось? Вот украли бы дрючок Пирогова, что бы вы тогда делали?
Рита хотела было возмутиться, но передумала. Что толку орать на плачущего ребенка? Корону это не вернет, а Зинаида Борисовна все равно примет сторону дочери, да еще сделает Рите выговор за непедагогичность. Конфликты, конфликты… Всю жизнь она бежала от них, как от чумы.
- Хорошо, Ира. Насчет короны не волнуйся, для выступления тебе Людмила Ивановна выделит новую. И маме твоей сегодня я ничего не скажу. Но пообещай мне, что завтра сама ей все расскажешь. Договорились?
- Договорились, - быстро ответила Ира. Даже чересчур быстро.
«Надо было все-таки наорать», - подумала Рита. Но момент уже был упущен.
* * *
Следующий звонок директрисы содержал несколько неожиданное поручение.
- Маргарита Валентиновна, - зазвучал в трубке голос Квач. – В течение получаса на остановку должна подъехать машина с апельсинами. Вы не могли бы ее встретить?
- Какими апельсинами?
Оказалось, что Зинаида Борисовна в ожидании мэра времени зря не теряла. В горисполкоме она встретила свою старую знакомую, бывшую учительницу географии, ныне торгующую на местном рынке экзотическими фруктами. В данный момент эта знакомая хлопотала по поводу аренды помещения под склад и была рада с кем-то поделиться своими проблемами. В свою очередь, услышав о высокой чести, выпавшей на долю Зинаиды Борисовны, эксгеографичка предложила ей по старой дружбе партию апельсинов по оптовой цене, которые можно было использовать для сладкого стола, намеченного сразу после спектакля. Квач тут же согласилась, потому что с оплатой подруга обещала подождать до нового года.
- Они заканчивают погрузку и выезжают, - сказала директриса. – Так что поторопитесь.
- А что, до школы они добраться не в состоянии? – не очень-то любезно поинтересовалась Рита, которая еще не совсем отошла от общения с Ирочкой. К тому же, на улице пошел снег и, судя по дрожанию оконных стекол, было ветрено.
- Маргарита Валентиновна, - зашипело в трубке. – В какое положение вы меня ставите? Я с людьми договорилась… Вы же знаете, какой крутой у нас подъезд. Без проводника совершенно…
- Хорошо, - сказала Рита. – Я их встречу.
____
Все-таки недаром ей не хотелось идти. На дворе заметно похолодало, а сильный встречный ветер бил в лицо колючими твердыми снежинками. Рита шла быстрым шагом, но все равно, пока добралась до остановки, сильно замерзла. Пальто хоть и было на подкладке, для зимы подходило мало, а скопить на теплую шубу пока не удалось. Оставалось надеяться, что машина уже выехала и ждать придется недолго.
Увы, надежды не оправдывались. Ждать пришлось очень долго, и чтобы не замерзнуть, Рита маршировала вокруг остановки, будто часовой. «Нет ничего хуже ожидания, этого бессмысленного топтания на месте», - думала она, наматывая очередной круг и всматриваясь в проезжающий автотранспорт. Всматриваться, правда, было все труднее, потому что снег застилал глаза, а усилившийся ветер вынудил поднять воротник, из-за чего посмотреть в сторону стало практически невозможно, и приходилось поворачиваться всем корпусом. Вскоре порывы стали настолько мощными, что Рита марширование прекратила и ухватилась за металлическую стойку навеса, боясь упасть. Вообще-то она считала себя оптимисткой, но теперь, под влиянием эмоционального напряжения, холода и усталости настроение стремительно портилось. Она торчала на этой проклятой остановке уже минут сорок, а машины с апельсинами не было. Маршрутное такси, автобус, автобус, три легковые, автобус, снова такси и опять автобус… Рита потопала ногами, пытаясь хоть как-то согреться. «Нет, это безнадежно. Все безнадежно. Зачем эти дурацкие апельсины, елки, подарки, зачем этот дурацкий праздник, нужный только для того, чтобы создать иллюзию, будто в новом году все будет иначе! Ни черта не будет! Ну допустим, нашу зачуханную школу покажут по местному зачуханному телевидению в ряду таких же зачуханных учреждений.И что? Разве от этого что-нибудь изменится?.. Нет, надо срочно подвигаться, иначе конец…» Она отпустила стойку и попробовала пробежаться по заметенному снегом тротуару, но тут же поскользнулась и, потеряв шапку, рухнула в сугроб. «Ну что же это такое, а?..» Было холодно, мокро, противно, и Рита почувствовала, что сейчас заплачет.
- Девушка! – окликнула ее продавщица из сигаретного киоска. – А куда вы едете? Все автобусы уже прошли, и маршрутки тоже, а вы все стоите.
- Д-д-да я не еду. Я вст-т-тречаю. – ответила Рита, стуча зубами. Она уже поднялась на ноги и вытряхивала из шапки снег.
- А-а, вы, наверное, из школы, - проявила феноменальную догадливость продавщица. – Так ваш грузовик давно проехал.
- Как проехал? Когда?
- Минут сорок назад, а может, и больше. Я запомнила, потому что водитель останавливался и спрашивал у меня, как добраться до школы. Я говорю: поедете до поворота, потом, как увидите кирпичную девятиэтажку, езжайте мимо нее направо, потом свернете налево, только смотрите, там дорога под гору идет…
- И что водитель?
- Ничего. Сказал спасибо и поехал. – Продавщица посмотрела на расстроенное Ритыно лицо и вздохнула. – Что же вы раньше не спросили?
Чувствуя себя последней идиоткой, но тем не менее пребывая в лучшем настроении, чем пять минут назад, Рита пустилась в обратный путь. Все-таки, это было странно. Директриса сказала, заканчивают погрузку и выезжают. От школы до остановки – десять минут ходьбы. Ну хорошо, учитывая погоду, пятнадцать. А от центра сюда добираться полчаса, не меньше. Как же они успели? У них что, реактивный двигатель?
____
- Апельсины привезли? – спросила Рита у вахтерши, наслаждаясь уютом закрытого помещения.
- Какие апельсины, дочка? – удивилась баба Варя.
- На грузовике.
- Ах на грузовике! Как же, привезли. Только не апельсины, а столы.
- Столы? – повторила Рита, чувствуя, что попала впросак.
- Ну да, столы. Для компъютеров каких-то, что ли. Точно не знаю. Уж больно водитель сердитый был. Я, говорит, пока к вам добирался, два раза чуть в аварию не попал… Чего, спрашивается, надо было под гору переть? Не мог объехать, что ли?
- Она меня убьет, - вздохнула Рита. – Ну и пусть. Все равно никуда больше не пойду.
- И правильно, - одобрила баба Варя. – Куда в такую погоду идти? Вон как метет.
Рита посмотрела в окно. Снег валил сплошной стеной, и сквозь этот плотный занавес теперь невозможно было различить даже деревьев, не говоря уже о дороге. Стало ясно, что машина с апельсинами так и не выехала, а если и выехала, то застряла где-то по пути.
- Зинаида Борисовна не звонила? – спросила Рита. – Спектакль там случайно не отменяется? Ведь если погода не наладится…
- Да кто ж его отменит? – махнула рукой баба Варя. – Промаринуют нас тут целый день, вот увидишь. Мол, расходиться нельзя. Ждите. А приедут или не приедут – это уже как Витьке толстопузому захочется. Может быть, он вообще уже давным-давно на Канарах или еще черт его знает где!
Вахтерша часто позволяла себе резкие высказывания относительно школьной, городской и какой-либо власти вообще, но никто не принимал ее всерьез, считая выжившей из ума старушенцией, хотя бабе Варе еще не было и семидесяти. Иногда Рите казалось, что Варвара Степановна специально маскируется под бабку, надевая бесформенные кофты и цветастые платки, обзывая всех вокруг дочками, сынками и деточками, чтобы безнаказанно говорить все, что ей вздумается. Мол, я старая больная женщина. Что с меня возьмешь?
- Замерзла, Розочка? – спросила вахтерша, легко переходя от бичевания к сочувствию. – Иди сюда, я тебя чаем напою.
Это была еще одна причуда бабы Вари – перевирать чужие имена или вообще придумывать людям новые. Так, Риту она окрестила Розой, Ивана Кузьмича – Кузей, Людмилу Ивановну – Тоней, а Николая Васильевича – почему-то Котей, что последнего, при всем его чувстве юмора, ужасно раздражало.
Обычно Рита отказывалась от регулярных приглашений Варвары Степановны на совместные чаепития, стараясь по возможности сохранять дистанцию, но сегодня она так продрогла, что срочно выпить чего-нибудь горячего было просто необходимо. Она зашла за стойку и села рядом с вахтершей. Баба Варя включила электрочайник, достала из шкафчика чашки, сахарницу и коробку пакетиков «Lipton». Через пару минут вода закипела.
- Что, совсем замордовали? – отеческим тоном спросила Варвара Степановна, разливая кипяток. – Головой мотаешь? А почему тогда нос синий? Эх, Розочка, что ж ты себя не жалеешь? – Она отхлебнула чаю. – Вот мой Петька такой же был. Все о работе думал. Бывало, две смены отдубасит, придет домой, еле на ногах держится, и спать валится, не раздеваясь. Вот как уставал. А толку-то? В прошлом году схоронила, теперь никто и не вспомнит…
Рита вздрогнула. О том, что у Варвары Степановны есть сын, чокнутый алкоголик Петька, она знала и раньше, а вот о том, что он, оказывается, не «есть», а «был», она услышала только теперь.
- Да… - продолжала баба Варя. – Они же с Витькой этим толстопузым, мэром нынешним, в одном классе учились. Дубина этот Витька, между нами говоря, был редкостная. А видишь, как взлетел. Начал-то он давно, еще в советское время. То ли по комсомольской линии, то ли по партийной, черт его знает!. Мой-то Петька, как завод закрыли, руки опустил, будто смысл жизни потерял, а как узнал, что Витька в мэры намылился, совсем сник. Не мог понять, Розочка, почему такие бездари и проходимцы, как Витька, в тузы вышли, а такие трудяги, как он, Петька, в навозе оказались. Ну и запил, сломался. А ни жены, ни детей нету. И поддержать некому, и жить не для кого.
- А друзья? – спросила Рита.
- Друзья! – баба Варя, кажется, хотела сплюнуть, но, к счастью, передумала. – Таким друзьям что часы, что человека на помойку выкинуть – все одно.
- Часы? – насторожилась Рита. – Какие часы?
- Золотые вроде, если не врут. Лично я сильно сомневаюсь.
- Вы хотите сказать, что нашли украденные часы?
- Да никто их не крал, - недовольно пробурчала вахтерша. – Думают, сами ворюги, так значит и все остальные тоже. Ну лежали на полу в коридоре, я и подняла. Не люблю, когда вещи валяются, где попало.
- Почему же вы их не вернули? Ведь из-за этих часов вся школа вчера гудела.
- А меня кто-нибудь спрашивал? – насупилась баба Варя..
- Послушайте, Варвара Степановна, - осторожно сказала Рита.- А такую... такую корону с камушками вы случайно не находили?
- Как же, находила. В раздевалке под лавкой лежала. Уж это явная подделка… Что ты так смотришь, Розочка? Думаешь, баба Варя совсем оскотинилась, присваивает себе все, что плохо лежит, а? Нет, дочка. Мне чужого не надо. Но и бегать за этими растеряхами я тоже не собираюсь. Пусть они ко мне сами обращаются, как детки маленькие делают. Раз приходит одна, совсем кнопка, и плачет: «Варвара Степановна, вы не видели тетрадку желтенькую, в клеточку?» Конечно, говорю, видела. Держи, деточка, свою тетрадочку и больше не теряй. А один пацаненок все время деньги терял. Раз пять подряд приходил. Я его даже предупредила: еще раз, говорю, потеряешь, поднимать не стану, так и знай. Больше он не приходил.
- Вы уверены, что терял именно он?
- А мне-то какое дело? – пожала плечами Варвара Степановна. – По-моему, кому надо, тот и хозяин… Вот тебе, я вижу, больше всех надо. Так что держи. – Она достала из шкафчика полиэтиленовый пакет и положила Рите на колени. – Все равно место занимает.
* * *
«То, что нашлась корона, конечно, неплохо», - думала Рита, направляясь в кабинет труда. Теперь можно было отдать ее Ирочке и спокойно сделать вид, будто семейная реликвия никуда и не пропадала. С часами же, которые вахтерша всучила Рите в нагрузку, дело обстяло сложнее. Золотые они были или нет, скандал вчера поднялся серьезный, и вернуть пропажу владельцу без соответствующих объяснений вряд ли удастся. Подставлять находчивую бабу Варю в то же время не хотелось. Рита остановилась и переложила часы в карман. Не хватало еще, чтобы они выпали из кулька в присутствии кого-нибудь из коллег. Она улыбнулась, представив себе ошеломленные лица Людмилы Ивановны, Александра Евгеньевича, Аллы Сергеевны, которая посмотрит преступнице прямо в глаза и тихо скажет: «Маргарита Валентиновна, мы вам так верили… Как же вы могли?». И смахнет крупную старческую слезу.
- Маргарита Валентиновна! Маргарита Валентиновна! – раздался у нее за спиной взволнованный голос.
Рита обернулась:
- Что случилось, Ярослав?
- Пойдемте! Пойдемте скорее! – Огурцов пыхтел и размахивал руками. – Там, там…
- Что?
- Музыканта задавили!
О Господи! Этого еще не хватало! Вслед за Огурцовым Рита бросилась в актовый зал, где ее взору представилось печальное зрелище. Роскошная елка, которая давным-давно должна была возвышаться над печерниковскими снегами, лежала посреди сцены, разметав тяжелые зеленые лапы. Из-под них физкультурник Александр Евгеньевич и Костя Москаленко совместными усилиями извлекали перепуганного учителя музыки Леонида Геннадьевича Высоцкого, а чуть поодаль, бросая на пострадавшего испепеляющие взгляды, топтался красный и сердитый завхоз Иван Кузьмич. Когда грузный Высоцкий, постанывая, с трудом поднялся на ноги, завхоз обрушился на него с обвинениями:
- Ну какого рожна вы сюда приперлись, а? Ну какого лешего?! Елку не видели? Не видели, да?! Может, вы слепой?! Или глухой? Я же всем говорил: пока не установим елку, в зал не входить! Ведь говорил же! Да что ж это за люди такие!
- Но я же… я же не знал, - залепетал Леонид Геннадьевич. – Я же думал, вы уже закончили. Вижу, елка стоит, а никого нет. И стул под ней…
- Вам что, больше негде было сесть?! – Иван Кузьмич театральным жестом обвел пустой зал и увидел Риту. – А-а! Маргарита Валентиновна! Очень рад! Полюбуйтесь-ка на нашу елочку!
- Я уже полюбовалась, - поморщилась Рита. – Перестаньте кричать и объясните толком, что случилось.
- Эх, да что тут объяснять… Ну поставили мы елку. Парни мне и говорят: «Иван Кузьмич, мы вам пока не нужны?». В ближайшие десять минут, говорю, нет. Они и ушли. И десять минут нет, и двадцать…
- Иван Кузьмич, - начал было Москаленко.
- Да ладно, - махнул рукой завхоз. - Короче, пока их не было, я подумал: хорошо бы для устойчивости елку привязать. Если бы просто стояла, еще ничего, а так ведь вокруг люди будут крутиться. Подошел – э-э, да она еще и шатается! Срочно надо привязать! У меня в подсобке и веревка есть. Чем бы, думаю, елку пока зафиксировать, чтоб не шаталась? А то кто-нибудь зайдет… короче, мало ли что… - Он выразительно взглянул на Высоцкого. - Смотрю, стул и кресло за шторой стоят. Во! То, что надо! Стул и по высоте как раз до нижней ветки доходил… Кто ж знал, что этот… что Леонид Геннадьевич начнет его хватать и дергать!
- Но поймите, я же не знал! – Высоцкий пришел в себя и теперь был готов обороняться.- Стулья предназначены, чтобы сидеть, а не подпирать ими елки! Никого не предупредили, а теперь всех собак на меня вешаете!
- Да меня всего пять минут не было!
- Неправда! – возмутился Леонид Геннадьевич. – Вас не было намного дольше! Вот, Александр Евгеньевич подтвердит.
- Да, Иван Кузьмич, - кивнул Пирогов. – Вы пришли как раз перед Маргаритой Валентиновной.
- А вы-то сами где были, а? - сдавать позиции нападающего Иван Кузьмич явно не собирался.
- Мы с хлопцами столы выгружали.
- Могли бы и завтра выгрузить, - пробурчал завхоз. – Ну хорошо, меня не было дольше пяти минут. Имею я право на отдых или нет? Шел за веревкой, смотрю: Маргарита Валентиновна чай пьет, решил и себе позволить стопочку… то есть, чашечку. А что, нельзя? Я целый день на ногах! Что же мне, эту чертову елку, как Тамтал, на своих плечах держать, пока другие прохлаждаются?
«Это он про меня», - подумала Рита. Прохладилась она сегодня действительно здорово.
- Это я, по-вашему, прохлаждался? – Высоцкий принял слова завхоза на свой счет. – Попробовали бы вы два часа подряд порепетировать, да еще в спортзале, где не акустика, а черт знает что!
- В туалете репетируйте, - отрезал Иван Кузьмич. – Вот там акустика! Лучше некуда.
- Я на вас в суд подам!
- Давайте! Вперед и с песней! Еще скажите спасибо, что елка цела, ато я бы вас уже давно за новой отправил.
- Спасибо, - буркнул Высоцкий. – Ноги моей больше не будет ни на этой сцене, ни в этой школе.
Он поднял с пола баян и заковылял к выходу.
«Вот вам и живой оркестр», - подумала Рита.
- Иван Кузьмич, - сказала она, когда раздражитель завхоза удалился. – А что, установить елку снова будет невозможно?
- Да нет, Маргарита Валентиновна. Просто из-за таких вот деятелей всегда все по триста раз переделывать приходится. Ведь этот олух мне и в прошлом году чуть не напакостил. Мы с Евгеньичем плакат на день учителя вешали, а он длинный – метров пять, не меньше. Ну, я с одной стороны стремянку поставил, Саша – с другой… А тут этот Высоцкий заявился. Видно, тоже порепетировать захотел. Я ему сдуру говорю: Леонид Геннадьевич, посмотрите, ровно? Он и пошел смотреть. А баян свой дурацкий зачем-то мне под ноги подставил. Я, когда спускался, запросто мог шею свернуть, а он, вместо того, чтоб извиниться, еще права качать начал. Мол, его драгоценный инструмент чуть не угробили… Одним словом, понимаете? Просто зло берет.
- Я понимаю, - ответила Рита. – Иван Кузьмич, но теперь у вас достаточно разумных помощников?
- Да вы не волнуйтесь, Маргарита Валентиновна. – сказал Пирогов. – За полчаса управимся.
- Не говори «гоп», - пробормотал завхоз.
- Не спешите, - сказала Рита. – Времени у нас достаточно. Как закончите, предупредите Людмилу Ивановну. У нее игрушки.
____
Достаточно ли у них времени, она не знала. После похода за апельсинами звонки Зинаиды Борисовны прекратились, и оставалось только предположить, что ситуация не изменилась, и мэр приедет вечером или не приедет вообще. Пока что Рита отправилась на поиски оскорбленного Леонида Геннадьевича, чтобы попытаться отговорить его от опрометчивого намерения подать в отставку. Высоцкий был обнаружен за стойкой у бабы Вари, где он пил чай и сетовал на вспыльчивость Ивана Кузьмича. Вахтерша согласно кивала головой и говорила : «Вот-вот, у моего Петьки такой же на заводе был. Все время орал: не то взял, не туда сел. А у самого руки тряслись, потому что не просыхал неделями…»
- Маргарита Валентиновна, вы должны меня понять, - извиняющимся тоном сказал Высоцкий. – Ведь я же не нарочно. Если бы знал, то и близко к стулу не подошел бы. Представьте мое состояние, когда эта махина свалилась прямо на голову!»
- Представляю, - улыбнулась Рита. – Но вы все-таки нас не бросите, правда?
- Да куда же я в такую погоду пойду, - вздохнул Леонид Геннадьевич. – Давно у нас такого не было – настоящий буран.
- Дети по-прежнему в спортзале?
- Да, им там Алла Сергеевна какую-то книгу читает. «Три мушкетера», кажется. Но если вы хотите, чтобы я…
- Ну что вы, Леонид Геннадьевич. Вам надо отдохнуть перед ответственным выступлением. Я сама ее сменю.
Когда Рита подходила к спортзалу, навстречу выпорхнула Ирочка. Она уже была в полном Снегурочкином облачении, а в руках держала маленький серебристый веночек.
- Маргарита Валентиновна! Представляете, пока вас не было, позвонила мама и спросила про корону!
- Ну? – сказала Рита, немного сбитая с толку таким оживлением.
- Ну, я и призналась ей, что корона пропала. Она же все равно узнала бы, правильно?
- И что же Зинаида Борисовна?
- Ничего! – торжествующе воскликнула Ира. – То есть, мама, конечно, расстроилась, что в школе вор завелся, но вот на вас она совсем не сердится!
- Да? А с чего бы ей на меня сердиться?
- Ну, понимаете… - Ира слегка замялась. – Она почему-то сразу подумала, что украли корону именно у вас, и я… по телефону ведь толком не объяснишь… Да вы не волнуйтесь, Маргарита Валентиновна! Это мама со мной строгая, а к вам она очень хорошо относится.
- Рада это слышать, - сказала Рита, доставая из кулька пресловутую корону.
- Ой…- Ира, похоже, слегка растерялась. - А кто… А где вы ее нашли?
- Неважно. Бери и передай маме, что я тоже очень хорошо к ней отношусь.
- Маргарита Валентиновна, а может, она у вас пока побудет, а? Смотрите, какой веночек мне Людмила Ивановна дала! И легкий, и на голове хорошо держится. И танцевать в нем гораздо лучше! А корону вы завтра маме отдадите, хорошо?
- Послушай, деточка, - сказала Рита, невольно копируя интонации бабы Вари. – Это твоя корона?
Она сунула убор Ире под нос.
- Мамина, - тихо сказала девочка.
- Неважно. Она принадлежит вашей семье. Так что бери и больше не теряй.
- Я не теряла, - Ира попятилась и спрятала руки за спину. – Что я маме скажу?
- Что забыла в раздевалке, а потом нашла на полу под лавкой. Вот и все.
- Не могла в раздевалке, - захныкала вредная девчонка. – Я там искала!
- Значит, плохо искала! – Рита нахлобучила злосчастный кокошник Ире на голову и поспешила ретироваться.
* * *
Возвращение часов она решила перенести на завтра. Но таскать их в кармане тоже не следовало. Рита поднялась на третий этаж и заглянула в учительскую. Там был только Николай Васильевич Горобец, который сидел за столом у окна и задумчиво рисовал на полях «Вечерних Вестей» какие-то рожицы. Кажется, он единственный во всей школе совершенно не переживал по поводу предстоящей премьеры и просто отсиживался здесь, ожидая, пока утихнет буря, и можно будет спокойно отправиться домой. Увидев коллегу, Николай Васильевич поднял газету и сосредоточенно зашелестел страницами.
Рита подошла к своему столу, достала из кармана часы и быстро сунула их в левый верхний ящик. «Завтра отдам директрисе. Скажу, нашла на полу в спортзале. А она уже пускай решает, как их вернуть»
- У вас, Маргарита Валентиновна, такой вид, как будто вы прячете ценную улику, - сообщил Горобец, пока она запирала ящик.
- А у вас такой вид, как будто вы читаете газету вверх ногами, - ответила Рита, направляясь к двери.
Николай Васильевич засмеялся и снова зашелестел страницами.
Выходя, она едва не налетела на Дарью Петровну Куликову, которая как раз собиралась войти. Эта мирная, степенная женщина преподавала в школе химию и физику, и Рита имела неосторожность поручить ей освещение будущего спектакля.
Дарья Петровна подошла к заданию с полной ответственностью и уже на следующий день явилась к Рите с четким планом работ. Над сценой Куликова предлагала разместить лампы дневного света, а при переходе в ночной режим – использовать елочные гирлянды, которые можно было прикрепить к некоторым декорациям, в частности, к избушке, первоначально задуманной Николаем Васильевичем. В этой же избушке Дарья Петровна собиралась установить красный фонарь, позаимствованный у мужа, когда-то занимавшегося фотографией. Куликова даже хотела для пущего эффекта соорудить «адское пламя» при помощи лоскутков красной ткани и вентилятора (в молодости она видела этот прием в одном театре). Но вентилятор, выделенный завхозом, оглушительно гудел, да и вообще Рите показалось, что «адское пламя» - это уже чересчур. Тем не менее она радовалась, что нашла в лице Дарьи Петровны такую деятельную, здравомыслящую помощницу, и к метаморфозе, произошедшей с Куликовой после появления знаменитого декоратора, оказалась совершенно не готова. Преподавательница физики оказалась давней почитательницей творчества Вадима Олеговича, и с момента воцарения в актовом зале господина-оформителя вся ее рассудительность куда-то улетучилась. Приезд Печерникова произвел на Куликову такое глубокое впечатление, что вулкан нереализованных возможностей, дремавший в этой тихой женщине, проснулся и начал изрыгать идеи, одна невероятнее другой. То она собиралась просверлить в полу сцены люк, установить под ним подъемный механизм и использовать эту конструкцию для перевоплощений Лягушки, которая должна была в подполье быстро переодеваться в Царевну. То ей приходило в голову прикрепить к потолку невидимые тросы, необходимые для имитации полетов утки и селезня. А однажды Дарья Петровна и вовсе вознамерилась изменить сценарий, предлагая ввести в спектакль сцену поединка на мечах между Иваном-Царевичем и Кащеем. Мечи при этом надлежало смазать особым фосфоресцирующим составом, чтобы они светились в темноте.
- Дарья Петровна, какие мечи, он же бессмертный, - пыталась урезонить Рита разбушевавшуюся Куликову.
- Ну и что! – пылко восклицала физичка. – Настоящий герой должен бороться за любимую! А здесь что же – сломал иголку и молодец? Как бы не так!
Поначалу Рита пошла по пути вежливых увещеваний, обращая внимание Дарьи Петровны на небольшие размеры эстрады, отсутствие сценической коробки, недостаток технических возможностей, финансовых средств, да и попросту времени, необходимых для реализации ее грандиозных планов.
- В наш век возможно все, было бы желание, - неизменно отвечала Куликова, и в ее глазах загорались безумные огоньки.
Поняв, что уговоры бесполезны, Рита начала ее избегать и, едва заслышав за углом или на лестнице знакомый голос и неспешную поступь изобретательницы, позорно удирала прочь. Таким образом удалось продержаться недели две, но вот теперь, в самый последний момент, ее все же приперли к стене.
- Маргарита Валентиновна! Как хорошо, что я вас встретила! – радостно воскликнула Куликова. – Вы сейчас куда?
- Вниз, - буркнула застигнутая врасплох Рита.
- Отлично, и я туда же. Только давайте сначала заглянем ко мне на второй этаж. Кажется, там еще две коробки с гирляндами остались.
- Хорошо, - сказала Рита, смирившись с неизбежным. Без сомнения, коробки с гирляндами были всего лишь предлогом, чтобы заманить ее в замкнутое пространство для обсуждения очередного проекта.
Они спустились на второй этаж.
- Маргарита Валентиновна, - сказала Куликова, плотно притворив дверь класса. – Мне нужно с вами поговорить.
- Дарья Петровна, если это насчет мечей, то я же вам уже…
- Нет-нет, вы абсолютно правы, это была совершеннно бессмысленная затея. Я о другом… - Она сделала паузу, а потом вдруг спросила : - Вы видели роспись в актовом зале?
- Роспись? – удивилась Рита.
- Знаете, я была поражена… Нет, я, конечно, и раньше знала, что Печерников – замечательный художник. Мы с мужем ездим на все его выставки, не пропускаем ни одной новинки, но там ведь в основном небольшие полотна, акварельные этюды, портреты, натюрморты, а тут… Какой монументализм, какая экспрессия! Это пронзительное, чистое небо, эти величественные горные вершины! Кажется, он заставил стены говорить! Это действительно новый Рерих!..
- Дарья Петровна, вы мне что-то хотели сказать?
- Да-да, так вот, я стояла там, посреди зала, и думала, какой ужасающий контраст между этим великолепием и нашими убогими картонными декорациями, в которых нет ни жизни, ни объема, ни тепла. Ни пения птиц, ни журчания ручья, ни шелеста листвы… Все мертво…
- Я что-то не совсем понимаю, - улыбнулась Рита. – Вы что же, хотели живой лес на сцене обустроить?
- Зачем целый лес? Я думаю, вполне достаточно было бы и небольшого пруда с лилиями и кувшинками. Ничто так не оживляет окружающую среду, как вода.
- Какого еще пруда?
- Ах, Маргарита Валентиновна, ну как вы не понимаете! – нетерпеливо воскликнула Куликова. – Того самого пруда, в котором жила Лягушка, пока ее не нашел Иван-Царевич. Ведь это же ключевой момент всей истории!
- Вы хотите залить сцену водой? - спросила Рита, сомневаясь уже в собственном душевном здоровье.
- Да нет же! Как вам все долго приходится объяснять… Вот Вадим Олегович, тот сразу все понял… Не залить, а налить в подходящую емкость! Это же так просто!
- И что же это за емкость? Корыто какое-нибудь? Или кастрюля?
- Вы почти угадали, - улыбнулась Дарья Петровна. – Идея пришла мне в голову на прошлой неделе во время обеда в нашей столовой, когда я кушала гречневый суп и… Впрочем, это неважно. Именно тогда я и подумала о большой плоской кастрюле, которая могла бы стать резервуаром для будущего пруда. С разрешения поваров я обследовала кухню и , представьте себе, нашла! Превосходная емкость конической формы, которую когда-то использовали для варки варенья…
- Понятно, - подытожила Рита. – Вы хотите втащить на сцену грязную закопченную посудину, налить в нее воды и набросать бумажных кувшинок, предлагая зрителю напрячь воображение и представить, что это - пруд. Хорошо. Но, Дарья Петровна, как же Лягушка? Ее вы тоже собираетесь поместить в этот жбан или пусть так, на бортике посидит? А если вдруг упадет и утонет? Или простудится? Ведь ей потом еще полспектакля в этом костюме бегать.
- Не утонет, - решительно возразила Куликова. – Там глубина по пояс, не больше, а воду можно теплую налить. И напрасно вы, Маргарита Валентиновна, насчет грязи и копоти. Повара эту кастрюлю еще вчера вычистили, так что теперь она блестит, как новенькая.
- Вы заставили людей чистить старую кастрюлю? По какому праву?
- Я их не заставляла. Они сами предложили, как только узнали, что спектакль по телевизору покажут… Маргарита Валентиновна, поймите меня правильно, я хотела с вами посоветоваться, правда, хотела. Но вас так трудно застать на месте, а время уходит. И потом, я боялась, а вдруг вы и это мое предложение забракуете. Мол, технически невыполнимо, невозможно и так далее. Вот я и решила вам практически доказать: и возможно, и выполнимо.
- Дарья Петровна…
- Нет, вы только представьте, как это будет красиво! Мерцающая поверхность водной глади, в которой отражаются огоньки елочных гирлянд… Ведь это куда лучше примитивного куска голубой шторы! Даже Он одобрил!
- Кто это – Он?
- Он, Печерников! Я рассказала ему обо всем в первый же день.
- И что же Он вам сказал? – насмешливо спросила Рита.
- Он сказал: идея интересная. – Куликова выдержала эффектную паузу. – Понимаете?
- Послушайте, Дарья Петровна, - Рита чувствовала, что начинает терять терпение, и поэтому сердилась еще больше. – Идея, безусловно, интересная. Более гениального плана мне в жизни слышать не приходилось. Но ответьте , пожалуйста, на один вопрос: кто главные герои сказки?
- Ну, Иван-Царевич? – как-то неуверенно предположила Куликова
- Правильно. Иван-Царевич, Василиса, Кащей, зверье всякое… А это болото (или пруд, как угодно) находится в центре событий отсилы три минуты. Вы что же, предлагаете вслед за этим вызвать на сцену команду носильщиков, которые на глазах у зрителей будут с кряхтеньем и хлюпаньем его демонтировать? Или, может быть, вообще его никуда не убирать? Пускай себе стоит, среду оживляет! А всем остальным персонажам что делать? Гарцевать вокруг этого вашего импровизированного бассейна, да?
- Почему гарцевать? Можно вполне и…
- Вот что, Дарья Петровна, - сказала Рита. – Эта тема закрыта. Никаких «живых» прудов на сцене не будет. Понятно? Хотите помочь, так лучше пойдите развесьте в зале воздушные шарики. И хватит дурака валять.
Дарья Петровна обиженно поджала губы и, ни слова не говоря, вышла из класса.
«Ну вот, - подумала Рита. – Нашла на ком отрываться. Как не стыдно.»
Стыдно почему-то не было. Она подошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу. На улице по-прежнему шел снег, но ветер поутих, так что погода вроде налаживалась. Уже смеркалось, и в окнах жилого дома напротив то тут, то там загорались огни.
В детстве Рита плохо засыпала по ночам. Когда она была совсем маленькой, мама часами читала ей сказки и пела колыбельные. Позже в ход пошли барашки, лошадки, козлики, которые табунами проплывали в Ритыной головке, пытаясь усыпить бодрствующее сознание. Когда не помогало и это, девочка взбиралась на широкий подоконник, раздвигала голубые шторы и принималась считать светящиеся окна соседних многоэтажек. Иногда она играла с ними, пытаясь угадать, сколько желтых прямоугольников будет гореть на таком-то этаже в том или ином доме, а иногда просто ждала, какое из двух выбранных окон погаснет раньше. Конечно, она угадывала все чаще, потому что многие соседи ложились спать примерно в одно и то же время. В такие ночи маленькая Рита могла заснуть прямо на подоконнике, скрючившись и обхватив руками колени, но мама почему-то никогда ее за это не ругала. Она вообще редко повышала на дочь голос и даже будила ее тихим, баюкающим голосом. В свой последний день она тоже, как обычно, склонилась над Ритыной кроватью и...
- Маргарита Валентиновна, - загудела мама неожиданно низким голосом и бесцеремонно толкнула дочку в бок.
- М-м-м, - обиженно замычала Рита, собираясь натянуть на голову одеяло.
- Рита, вам плохо? Рита! – теперь ее довольно сильно трясли за плечо.
- А? Что? – она открыла глаза.
- Ух, как же вы меня напугали! – сказал Александр Евгеньевич . – Что ж вы сидите в темноте? И на подоконник зачем-то залезли…
Он отошел от окна и включил свет.
- Я… - Рита зажмурилась. – А вы-то что здесь делаете?
- Ножницы ищу.
- Какие ножницы?
- Да хоть какие-нибудь. Кабинет труда закрыт, Людмила Ивановна куда-то исчезла, в учительской нету, а Куликову Иван Кузьмич выставил за двери. Как выяснилось, вместе со всем инструментарием.
- Выставил? – повторила Рита. Она все еще не могла прийти в себя.
- Да, - кивнул Пирогов. – Дарья Петровна чуть не спровоцировала еще одну аварию. Дело было так. Мы с Иваном Кузьмичем елку поставили, крепко привязали и позвали Людмилу Ивановну. Только начали вешать игрушки, пришла Дарья Петровна и сказала, что будет помогать. Ну, Людмила Ивановна тут же испарилась, а Куликова посмотрела на елку и говорит: «Ах, как неэстетично смотрятся эти ваши веревки! Такие ужасные канаты все декорации портят.» А Иван Кузьмич ей на это: «Других у меня нет. Выбирайте – прочность или красота.» Я, естественно, выступил за прочность. Но и Дарья Петровна не сдалась. В таком случае, говорит, я эти веревки отдекорирую. Шариками, фонариками… Я же ей говорил: «Давайте, хлопцы будут вешать, а вы командуйте». А она уперлась: я сама, я сама… Ну и полезла. Как ухватила за веревку… я думал – все, конец. А Иван Кузьмич, тот бедный вообще чуть не умер. Но привязали мы действительно надежно, так что елка, слава Богу, не упала. Только пару игрушек слетело, а так ничего… И зачем это Дарью Петровну на верхотуру понесло?
- Мстит за отвергнутое корыто, - глухо проговорила Рита и кашлянула. В горле противно запершило.
- Маргарита Валентиновна, по-моему, вы заболели. Может, вам что-нибудь принести? У меня есть аспирин и, кажется, градусник…
- Который час?- спросила Рита.
- Без пяти четыре. А что?
- Пора детей кормить, иначе не доживут до премьеры, - она спрыгнула с подоконника и вышла из класса.
- У меня есть аспирин и, кажется, градусник… - пробормотал Александр Евгеньевич. – Ну и дурак!
Он грустно покачал головой и тоже вышел в коридор, видимо, решив продолжить поиски ножниц где-нибудь в другом месте.
Все не влезло. Окончание в комменте
. Рассказ написан лет шесть-семь назад (а действие, похоже, происходит еще раньше))). По прочтении родитель (которого я тогда еще терзала своей графоманью, требуя отзыва) лапидарно сказал, шо история ни о чем
. В свое время это жутко меня расстроило, хотя потом смирилась и согласилась))))). К тому же, довольно противноватая главгероиня (не специально! ). Короче, сейчас писала бы все иначе (да вообще не писала, какая уж там школа)))). Но выложу на поностальгировать. И чтобы однообразные посты разбавить Довольно много букоф
Неудачный день
читать дальше* * *
- Как же так, Маргарита Валентиновна? – спросила Алла Сергеевна Мясоедова, входя в учительскую. – Разве представление перенесли на сегодня? Но почему?
Этот вопрос Рите задавал уже десятый человек подряд, не считая юных актеров, которых она отправила по домам за костюмами, завхоза Ивана Кузьмича, которому предстояло в спешном порядке устанавливать елку, и вахтерши-уборщицы бабы Вари, которая и так все знала, но тем не менее жаждала разъяснений. Разъяснять Рите в конце концов надоело, и теперь она просто пожала плечами, продолжая изучать список намеченных на сегодня дел.
- Хотите, я объясню? – отозвался из-за соседнего стола Николай Васильевич Горобец, преподававший в школе рисование и биологию. Не дожидаясь ответа, он веско произнес: - У Остапчука наконец-то родился наследник.
- Неужели? – изумилась Алла Сергеевна. – Мальчик или девочка?
- Раз наследник, то, вероятно, мальчик.
- Какая прелесть! И как назвали малыша?
- Думаю, пока никак, - ответил Горобец. – Но из достоверных источников стало известно, что Остапчук завтра отбывает в Германию. Так что за именем дело не станет.
Мэр города Виктор Семенович Остапчук за последнее время поминался в школе гораздо чаще, чем имя Господа, произнесенное всуе. И на то были свои причины.
Приближались выборы, на которых Виктору Семеновичу намеревался составить конкуренцию достаточно сильный соперник – некий Антон Данилович Калиниченко, весьма разворотливая личность, в активе которой значилась реанимация местной сыроварни. За короткий срок Антону Даниловичу удалось превратить убыточный заводик в крупное процветающее предприятие, завалившее продукцией весь отечественный рынок, а также ближнее зарубежье. Но Калиниченко скромной ролью сыровара почему-то не удовлетворился и двинулся в политику, обещая избирателям новые рабочие места и поддержку малого и среднего бизнеса.
Виктор Семенович решил, что недооценивать предприимчивого конкурента не стоит, и начал готовиться к борьбе заранее. Одним из основных пунктов его предвыборной компании было привлечение на свою сторону малоимущих слоев населения, к которым причислялись и работники сферы образования. Под лозунгом: „Дети – наше будущее!” Остапчук принялся колесить по школам и детским садам, щедрой рукой раздавая конфеты, учебники и компъютерную технику. Подобные посещения приурочивались к какому-нибудь празднику и освещались на местном телевидении во всех выпусках новостей, а также специальной получасовой программе. О том, каким образом директрисе Зинаиде Борисовне Квач удалось зазвать мэра на Новый Год, Рита точно не знала. Оставалось все списать на бывших соучеников Зинаиды Борисовны, ныне работавших в городской администрации. В честь праздника и визита Остапчука в актовом зале собирались поставить спектакль под названием „Царевна-Лягушка”, премьера которого должна была состояться послезавтра, в пятницу. Все шло по плану, но внезапно случилось непредвиденное...
Жена Виктора Семеновича, которая долгое время страдала от бесплодия, в конце концов излечилась и лежала в одной из частных клиник Германии на сохранении. Появление ребенка ожидалось ориентировочно во второй половине января, но природа внесла свои коррективы: Остапчук-младший родился на месяц раньше срока, то есть позавчера. Естественно, счастливый отец, который, как все уже поняли по его многочисленным визитам в интернаты и приюты, очень любил детей, принялся рваться за кордон, к жене и сыну. Сегодня утром Зинаиде Борисовне позвонили и сообщили, что мэр, уладив кое-какие текущие дела, уже завтра улетает в Германию, где останется до окончания праздников. Так что приехать посмотреть представление он, по всей видимости, сможет только после Нового Года. Квач пришла в отчаяние, восприняв слова „приедет после Нового Года” как „не приедет никогда”. Проинструктировав Риту и пообещав звонить через каждый час, она тут же на всех парусах умчалась в горисполком, чтобы уверить Остапчука, что у них в школе уже все готово, и убедить его приехать сегодня. Рите, у которой готово было далеко не все, оставалось только надеяться, что ничего у директрисы не выйдет, и спектакль будет отложен. С другой стороны, она понимала, что все уже на него настроились, и двухнедельный перерыв может выбить из колеи весь творческий коллектив.
- Хорошо хоть Печерников уже уехал, - продолжал тем временем осведомленный Горобец. – Представляете, если бы в его присутствии всеобщее внимание и почитание вдруг переключилось на другую персону?
- Зря вы так, - покачала головой Мясоедова. – Вадим Олегович – очень вежливый молодой человек. Просто он не любит, когда его отвлекают. Вы же сами видели! Такая работа, наверное, требует невероятной концентрации мысли.
- Не большей, чем нужно на ее восприятие. Правда, Маргарита Валентиновна?
- Угу, - сказала Рита, думая о своем.
- Неужели вам не нравится? – удивилась Алла Сергеевна.
- Ну что вы, мне нравится, - ответил Николай Васильевич. - Горы, снег, небо – очень убедительно и натурально. Однако все должно быть к месту. Ведь эти примитивные бумажные снежинки, фонарики, гирлянды тем и хороши, что после праздника от них можно сразу же избавиться. Сложили в коробку – и спокойно вешайте портрет очередного вождя. Или ставьте урны с бюллетенями... с бюллетнями... С бюллетнями или бюллетенями, Маргарита Валентиновна?
Подобный вопрос, заданный математику в присутствии преподавателя русского, Риту не удивил. После того, как директриса поручила ей подготовку новогоднего спектакля, в школе почему-то решили, что она все должна знать лучше других. А может, коллегам просто было удобно жить под девизом: „Спросите у Маргариты Валентиновны”.
- Бюллетенями, - пробормотала Рита.
- Ну вот, - сказал Николай Васильевич. – А теперь, благодаря господину Печерникову, мы еще лет пять минимум проживем в Гималаях.
- В вас говорит провинциализм, - улыбнулась Мясоедова.
- Нет, Алла Сергеевна. Провинциализм – городить в сарае Сикстинскую капеллу.
- Наша школа не сарай, а памятник архитектуры 1810 года, - парировала патриотичная Алла Сергеевна.
- Это вам Печерников сообщил? Не верьте. Мне, например, он сказал, что использует какую-то суперстойкую быстросохнущую краску. Суперстойкая, согласен. Я на днях неудачно прислонился – единственный приличный пиджак испачкал, а он не отстирывается. Пришлось новый покупать.
- Ой, а я хотела платье черное надеть... – Алла Сергеевна окинула тоскливым взлядом свой скромный наряд.
- Можете сбегать, - сказала Рита. – Думаю, по крайней мере часа два у нас в запасе есть.
- Так ведь его еще стирать надо, а оно знаете сколько сохнуть будет, - тоска в голосе Мясоедовой усилилась.
- А вы его на батарею, - предложил Горобец. – Жена всегда мои носки на батарею кладет. Правда, потом они напоминают высушенные сморчки, но у нас же тут все свои. Чего стесняться?
* * *
- Ну, и чего делать будем? – сказал десятиклассник Ярослав Огурцов и почесал затылок. – Кажется, застряли.
Рита вздохнула. К сожалению, он был прав. Роскошное директорское кресло плотно засело в дверном проеме актового зала и не хотело двигаться ни вперед, ни назад. Напарник Огурцова Костя Москаленко хмыкнул и пробормотал под нос что-то нецензурное. Они с приятелем добровольно вызвались перетащить громоздкое кресло из директорского кабинета в актовый зал, считая это пятиминутным делом, но сражение длилось уже больше получаса, а воз был и ныне там. Чтобы хоть как-то приободрить приунывших помощников, Рита пообещала в случае благоприятного исхода операции освободить их от ближайшей контрольной по алгебре. Но это лишь усугубило положение. Стремясь поскорее добиться желаемого эффекта, Москаленко так усердно приналег на кресло с одной стороны, а Огурцов так мощно потянул с другой, что оно застряло намертво.
- Не понимаю, какому идиоту пришла в голову идея для царского трона использовать это кресло, - Москаленко сердито пнул врага в кожаный бок. – Ну взяли бы обычный стул, застелили покрывалом – вот вам и трон!
Рита покраснела: идея была ее. Дело в том, что кресло, помимо участия в пьесе, должно было выполнить и другую функцию, а именно: уместить объемистую фигуру мэра, который после представления собирался подняться на сцену, вручить актерам подарки и произнести длинную поздравительную речь. Разумеется, Риту смутила вероятность появления у недоброжелателей Остапчука некоторых нехороших ассоциаций, и она даже поделилась своими сомнениями с директрисой, но Зинаиду Борисовну возможные великодержавные параллели даже обрадовали, так что оставалось лишь найти кресло поприличнее. Единственный презентабельный экземпляр был обнаружен именно в директорском кабинете, то есть совсем рядом с актовым залом. Сейчас Рита горько жалела, что не произвела необходимых замеров, но кто ж знал? Неужели двери в кабинете Зинаиды Борисовны шире этих?
- Разве директорская дверь шире? – терзался тем же вопросом Костя Москаленко. – Из кабинета ж мы его почти без проблем вытащили.
- Директорская может и шире, а вот в коридоре – точно нет, - сказал Огурцов – Как же его с улицы заносили?
- Может, через окно? – предположил Москаленко.
- А может, оно как-то разбирается? Подлокотники там отвинчиваются или спинка...
- Точно! Давай попробуем?
- Давайте, - сказала Рита. – А потом Зинаида Борисовна открутит головы нам троим.
Она подошла к окну. На улице светило солнце, и выпавший за ночь снег весело искрился в его лучах, контрастируя с темными подтаявшими дорожками и мрачным Ритыным настроением.
Возня со спектаклем длилась месяца два, и Рита уже была не рада, что во все это ввязалась, прклиная свою не вовремя проявленную амбициозность. Когда Зинаида Борисовна предложила ей заняться подготовкой новогоднего представления, она согласилась, почти не раздумывая. Это был, конечно, не ее профиль, но роль младшего товарища, которую Рита играла в коллективе не первый год, порядком надоела, и она была рада возможности хоть как-то себя проявить. Разумеется, она очень рассчитывала на помощь коллег, которые обещали Маргарите Валентиновне всяческую поддержку в ее трудном и ответственном деле.
Написание сценария Рита получила Алле Сергеевне, отведя ей на это две недели, по истечении которых пунктуальная Мясоедова положила на стол пачку отпечатанных листов.
- Послушайте, Алла Сергеевна, вы когда-нибудь писали сценарии? – спросила Рита, прочитав текст.
- Нет, - ответила та и насупилась (она вообще легко обижалась). – У нас раньше Танечка всем сама занималась.
Мясоедова имела ввиду Татьяну Степаненко, которая на протяжении долгого времени вела в школе группу продленного дня и выступала в роли массовика-затейника. После того, как два года назад продленку ликвидировали, Татьяна ушла в другую школу, но здесь о ней до сих пор ходили легенды как о волшебнице, способной слепить конфетку из самого гнилого сырья. В том, что до многоопытной Степаненко ей далеко, Рита готова была согласиться с Аллой Сергеевной, но вот представления о сценарии у них с Мясоедовой были совершенно разными. Рита считала, что это должно быть нечто вроде пьесы, где все происходит в настоящее время, разговоры расписаны в виде диалогов, а действия – в виде кратких ремарок. Произведение же Аллы Сергеевны являло собой слегка сокращенное переложение известной сказки, причем, насколько ее помнила Рита, весьма близко к тексту. Сценарий начинался словами «в некотором царстве», заканчивался – «вот и сказочки конец, а кто слушал – молодец» и состоял из таких фрагментов, как: «… Долго ли, коротко ли, вышел Иван-Царевич на поляну и увидел избушку на курьих ножках. «Избушка, избушка, - сказал Иван-Царевич. – Поворотись ко мне передом, а к лесу задом». Избушка заскрипела, закачалась и поворотилась к Ивану-Царевичу передом, а к лесу задом…» При чем тут «долго ли, коротко ли» и «заскрипела, закачалась», для Риты было загадкой, однако она поблагодарила Аллу Сергеевну за проделанную работу и сценарий взяла, так как пора было двигаться дальше. Поразмыслив на досуге и перечитав еще раз творение Мясоедовой, она ничего менять в нем не стала, а просто решила внедрить в спектакль фигуру Автора, который бы озвучил все эти «долго ли, коротко ли» и одновременно ввел зрителей в курс дела. У нее даже была для этой цели готовая кандидатура: Лена Свиридова из 7-Б – крупная девочка с хорошей дикцией и великолепной памятью, которая, однако, если рассматривать персонажей сказки, по своей фактуре годилась разве что на роль Медведя. Против Автора Лена не возражала, а ее мать, профессиональная швея, даже согласилась оказать помощь в изготовлении костюмов. Теперь можно было вплотную заняться главными героями.
При подборе исполнителя роли Ивана-Царевича Рита столкнулась с определенной проблемой. Ученики младших классов в большинстве своем были мелковаты, особенно по сравнению с пышнотелой ведущей. А ребята постарше оказались чересчур продвинутыми и к предложению изображать какого-то отсталого Ивана, пускай даже и Царевича, отнеслись весьма прохладно. С гораздо большим энтузиазмом были встречены отрицательные персонажи. Рите даже пришлось провести небольшой конкурс, чтобы выбрать из двух претендентов на роль Кащея и трех претенденток на роль Яги. Иван-Царевич, впрочем, вскоре тоже отыскался. Им стал ученик 6-А Толя Мельников, который, правда, был невысок ростом, зато громогласен и не боялся сцены, что для Риты имело большое значение.
Не все гладко шло и с Царевной-Лягушкой. Поскольку представление готовили к Новому Году, директриса настаивала, чтобы в сказке это было как-то отражено. Иными словами, она предлагала переименовать Василису в Снегурочку, одновременно выставив на эту роль кандидатуру своей дочери. Ирочка училась в пятом классе и серьезно занималась балетом. Это была миловидная худенькая девочка со светлыми волосами и голубыми глазами, однако, по мнению Риты, для спектакля она не подходила. У Иры был тихий голос, к тому же она сильно шепелявила и часто забывала слова. После первых репетиций Рите пришлось деликатно намекнуть Зинаиде Борисовне, что для всех будет лучше, если роль Василисы исполнит кто-нибудь другой. А Ира пусть себе будет Снегурочкой, которая после спектакля совместно с мэром- Дедом Морозом вручит детям подарки. Она даже может станцевать что-нибудь из своего балетного репертуара, если захочет. Квач спорить не стала, и Василисой благополучно сделалась одноклассница Иры – Маша Бабич, которая устроила режиссера по всем параметрам, кроме неистребимой привычки грызть ногти. Рита даже предупредила Машу, что если она не прекратит на репетициях совать в рот пальцы, то останется без роли. Конечно, это были пустые угрозы, но они подействовали, и насчет актерского состава Рита успокоилась.
С реквизитом тоже проблем не возникло. Многих родителей и учителей воодушевила перспектива увидеть на сцене знакомый предмет и , толкнув соседа в бок, прошептать: «Смотрите, вон там, с краю… Это же наше блюдо…» Со всей школы Рите несли деревянные луки, пластмассовые мечи, кубки, миски, картонные веера, скатерти и почему-то игрушечные пистолеты. Сортировку, отбраковывая явный хлам, производила учительница труда Людмила Ивановна Успенская, которая также занималась изготовлением бумажных гирлянд и фонариков для будущей елки, приобщая к этому делу на своих уроках третьеклассников. За декорации же согласился взяться учитель рисования Николай Васильевич. Особенно его вдохновила идея соорудить макет избушки на курьих ножках, которая должна была поворачиваться вокруг своей оси, издавая скрип в точном соответствии со сценарием Аллы Сергеевны.
Что касается преподавателя физкультуры Александра Евгеньевича Пирогова, то он сам пришел к Рите предлагать свою помощь: «Если вам там нужно что-нибудь переставить или передвинуть, Маргарита Валентиновна, вы говорите, не стесняйтесь.» Переносить и передвигать пока ничего не требовалось, но чтобы поощрить энтузиазм Александра Евгеньевича, Рита попросила его подумать, из чего можно сделать царский посох. Через некоторое время физкультурник явился со старой лыжной палкой. По размерам она вполне подходила, но острый наконечник был явно травмоопасен, поэтому Рита, поблагодарив Пирогова за труды, палку ему все же вернула. На следующий день Александр Евгеньевич пришел снова, держа под мышкой большой продолговатый сверток. Внутри оказалась старинная трость с серебряным набалдашником, принадлежавшая то ли прадеду, то ли прапрадеду Пирогова, он и сам точно не знал.
- Что вы, Александр Евгеньевич, - запротестовала Рита. – Я не могу ее взять. Это же практически музейный экспонат. Мало ли что может случиться, дети все-таки…»
- Берите-берите, - настаивал физкультурник. – Все равно ничего более подходящего вы не найдете.
И Рита сдалась. Она поместила трость в шкаф под замок, решив задействовать непосредственно в день премьеры, а на репетициях обходилась обычным зонтиком.
В общем, подготовка к спектаклю шла полным ходом, когда на горизонте неожиданно возник племянник директрисы, известный художник и декоратор Вадим Олегович Печерников, который за символическую плату вознамерился оформить к Новому Году интерьер актового зала. Ситуация, честно говоря, сложилась довольно некрасивая. К этому моменту Николай Васильевич уже успел выполнить с десяток эскизов и начать изготовление избушки, а теперь его фактически отодвигали в сторону. Рита долго перед ним извинялась, хотя к появлению незваного конкурента не имела никакого отношения. В ответ Николай Васильевич заверил ее, что все понимает, ни на кого не обижается и желает Печерникову всех благ и творческих успехов.
Приезд столичной знаменитости все перевернул с ног на голову, потому что, прослышав о появлении в городе самого Печерникова, у ворот школы с утра до вечера толпились журналисты. В результате для учителей и учеников были введены специальные пропуска, а вахтершу бабу Варю временно сменил суровый господин, который окидывал каждого входящего таким взглядом, как будто подозревал в нем очередного переодетого репортера, стремящегося подсмотреть, как работает Мастер. В актовый зал никого не пускали. Даже директриса, как показалось Рите, была осведомлена о ходе творческого процесса исключительно со слов самого Вадима Олеговича.
Примерно через месяц после начала работ всех ожидал сюрприз. Оказывается, Печерников намеревался ограничиться только стенами зала. То ли вознаграждение оказалось чересчур символическим, то ли во второй половине декабря у декоратора возникли неотложные дела, факт оставался фактом – приниматься за оформление сцены он не собирался. Рита дважды попробовала забросить удочку в направлении отставленного Николая Васильевича, но потерпела неудачу. В первый раз он просто отшутился, а во второй заявил, будто даже рад, что не участвует во всем этом балагане. Рита поняла, что Горобец все-таки обиделся, и теперь декорациями ей придется заниматься вдвоем с Людмилой Ивановной. Времени уже оставалось мало, та что изощряться особенно не стоило. Деревья Рита предложила вырезать из картона (на это ушли все коробки, которые только удалось обнаружить), выкрасить их в соответствующий цвет и привязать к спинкам стульев, что позволило бы плоским декорациям стоять. Успенская в свою очередь захотела для разнообразия изготовить несколько «берез» из обычных вешалок для верхней одежды, соорудив крону из «дождика», ваты и еловых веток. Принять подобную конструкцию за дерево можно было только издалека, да и то при значительной доле фантазии, но все равно по сравнению с плоскими раскоряками эти «березы» смотрелись очень даже неплохо. Для имитации болота, в котором жила Лягушка, Рита пожертвовала старой голубой шторой, которая когда-то висела у нее в детской, и на этом решила остановиться, сочтя избушку архитектурным излишеством.
На той неделе Печерников наконец-то уехал, и ажиотаж вокруг его творения понемногу спал, хотя за стойкой опять воцарилась баба Варя, и теперь все могли созерцать настенную роспись в зале совершенно беспрепятственно. Рита не считала себя знатоком живописи, поэтому когда ее просили высказаться по поводу какой-нибудь картины, она обычно ограничивалась простым описанием того, что на ней было изображено. Относительно данного произведения она бы отметила: покрытые снегом горные вершины в солнечный день.
«Деревья» в новый интерьер при помощи Пирогова были перемещены еще в прошлую среду, но генеральную репетицию Рита решила отложить на самый последний день перед премьерой. Теперь она об этом жалела, потому что сегодня времени могло не хватить. Да еще это проклятое кресло…
- Принимайте работу, Маргарита Валентиновна! – раздался за спиной громкий голос Огурцова.
Обернувшись, Рита увидела, что кресло под неумолимым натиском все-таки дрогнуло и теперь целиком и полностью находилось на территории актового зала.
- Может, вам еще что-нибудь помочь? – весело спросил Москаленко. Справившись с креслом, он, очевидно, полагал, что способен горы свернуть.
- Ой! – вдруг забеспокоился Огурцов и склонился над поверженным врагом. – Кажется, поцарапали.
- Ничего! – по-прежнему беззаботно ответствовал Москаленко. – Скажем, «шо так и було».
* * *
Вскоре после того, как борьба с креслом счастливо завершилась, позвонила директриса. Ситуация со спектаклем окончательно не прояснилась, поскольку Остапчук в данный момент находился на каком-то совещании. Но, как сообщили Зинаиде Борисовне доброжелатели, если мэр и прибудет к ним сегодня, то это произойдет в первой половине дня, потому что потом у него намечены неотложные дела. Сказав, что перезвонит попозже, Квач положила трубку. Отметив, что до обеда остается часа два с небольшим, Рита решила пожертвовать елкой в пользу срочной генеральной репетиции. Тем более, все актеры уже были в сборе и томились в спортзале от безделья и волнения под присмотром учителя музыки Леонида Геннадьевича Высоцкого, выполнявшего в пьесе роль живого оркестра.
…Репетиция в целом прошла успешно, не считая того, что Иван-Царевич все время норовил повернуться к залу спиной, а в конце дружественный Заяц так яростно бросился на вражеского, что параллельно повалил и стоявшее с краю картонное дерево. Сначала Рита хотела вернуть муляж на место, но потом сообразила, что он перекрывает траекторию движения на сцену и обратно, и решила изъять его вообще. Лишний стул был водворен за кулисы, где также помещалось дожидающееся своей очереди директорское кресло, и теперь декорации приобрели абсолютную симметричность: четыре дерева справа и четыре – слева. Посередине предполагалась елка, но из-за недостатка времени ее появление на сцене оставалось под вопросом.
Вопрос этот вскоре разрешил звонок Зинаиды Борисовны, последовавший точно по расписанию. Директриса сообщила, что мэр в первой половине дня приехать не сможет, но вроде бы прибудет ближе к вечеру, когда уладит все дела.
- Отпустить пока детей по домам? – спросила Рита.
- Ни в коем случае! Все еще двадцать раз может поменяться.
- Тогда надо предупредить родителей, чтобы не волновались.
- Хорошо-хорошо, предупредите. И ждите моего звонка.
Ну что ж, можно было устанавливать елку, о чем Рита сообщила завхозу, который поначалу был недоволен, что все его хлопоты по поводу приобретения и доставки дерева могли пойти на смарку. Услышав радостное известие, Иван Кузьмич почему-то не обрадовался и даже пробурчал что-то нелестное по неопределенному адресу, но тем не менее изъявил полную боевую готовность и уверил Маргариту Валентиновну, что с этой стороны все будет в порядке. Сама Рита тем временем отправилась в кабинет труда к Людмиле Ивановне разбирать елочные игрушки, одолженные в добровольно-принудительном порядке у родителей все тех же поднадзорных третьеклассников.
Минут через пятнадцать после того, как она приступила к этому занятию, в дверь постучали, а потом в класс просунулась белокурая курчавая головка :
- Маргарита Валентиновна, можно вас на минутку?
- Конечно, Ирочка. Я сейчас выйду.
- Маргарита Валентиновна, вы только, пожалуйста, не сердитесь… - сбивчиво начала Ира Квач, как только Рита оказалась в коридоре.
- Что случилось?
- Я… Только, пожалуйста, маме не говорите… Я… я думала, в раздевалке забыла, а она… а ее… Украли!
- Что украли? Да говори же!
- Корону! – и у Иры по щекам потекли слезы.
Эта так называемая «корона» была своеобразной семейной реликвией семьи Квач. Зинаида Борисовна хранила ее со времен своего юношеского увлечения любительским театром и очень берегла. Не в последнюю очередь именно из-за этого убора, украшенного стеклярусом, директриса и хотела видеть Иру в роли Василисы, но потом подумала, что корона отлично подойдет и Снегурочке. В день премьеры Зинаида Борисовна собиралась торжественно вручить ее дочери как символ преемственности поколений. И вот теперь этот символ украден?!
- Ира, пожалуйста, успокойся. – сказала Рита. – Скажи, когда это случилось?
- Н-не знаю, - с трудом выдавила из себя Снегурочка, глотая слезы. – Н-наверное, пока мы вчера на физкультуре были…
- Подожди. Вчера? Это когда у Федоренко золотые часы пропали?
- Н-ну да. Но я тогда не знала. Я же думала, что корону в раздевалке забыла! Сегодня пришла – а ее нет! Значит… значит, украли! Пожалуйста, не говорите маме. Она мне и так никогда эту корону трогать не разрешала. И сегодня, я же знала: даст на празднике поносить и снова заберет… А мне так перед девчонками хотелось похвастаться…
- Неужели твоя мама вчера не заметила, что корона пропала?
- Заметила, но… Маргарита Валентиновна, вы только не сердитесь… - Ира опустила заплаканные глаза. – Я… Я сказала, что она у вас.
- Что?!
- Ну, когда мама вечером спросила, где корона, я так растерялась… И потом, я думала, что просто забыла ее, понимаете? Вот и сказала маме, что унесла корону в школу, чтобы вам отдать. Ведь вы и правда половину вещей у себя храните!.. Мама и так накричала, что я взяла ее без спросу, а представляете, как рассердится, если обо всем узнает!
- Ира, а ты не думаешь, что рано или поздно она все равно обо всем узнает и рассердится, но только уже не на тебя, а на меня?
- Маргарита Валентиновна, ну пожалуйста, - захныкала Ира. – Ведь я же правда ее вам отдать собиралась! Я же не виновата! А если бы с вами такое случилось? Вот украли бы дрючок Пирогова, что бы вы тогда делали?
Рита хотела было возмутиться, но передумала. Что толку орать на плачущего ребенка? Корону это не вернет, а Зинаида Борисовна все равно примет сторону дочери, да еще сделает Рите выговор за непедагогичность. Конфликты, конфликты… Всю жизнь она бежала от них, как от чумы.
- Хорошо, Ира. Насчет короны не волнуйся, для выступления тебе Людмила Ивановна выделит новую. И маме твоей сегодня я ничего не скажу. Но пообещай мне, что завтра сама ей все расскажешь. Договорились?
- Договорились, - быстро ответила Ира. Даже чересчур быстро.
«Надо было все-таки наорать», - подумала Рита. Но момент уже был упущен.
* * *
Следующий звонок директрисы содержал несколько неожиданное поручение.
- Маргарита Валентиновна, - зазвучал в трубке голос Квач. – В течение получаса на остановку должна подъехать машина с апельсинами. Вы не могли бы ее встретить?
- Какими апельсинами?
Оказалось, что Зинаида Борисовна в ожидании мэра времени зря не теряла. В горисполкоме она встретила свою старую знакомую, бывшую учительницу географии, ныне торгующую на местном рынке экзотическими фруктами. В данный момент эта знакомая хлопотала по поводу аренды помещения под склад и была рада с кем-то поделиться своими проблемами. В свою очередь, услышав о высокой чести, выпавшей на долю Зинаиды Борисовны, эксгеографичка предложила ей по старой дружбе партию апельсинов по оптовой цене, которые можно было использовать для сладкого стола, намеченного сразу после спектакля. Квач тут же согласилась, потому что с оплатой подруга обещала подождать до нового года.
- Они заканчивают погрузку и выезжают, - сказала директриса. – Так что поторопитесь.
- А что, до школы они добраться не в состоянии? – не очень-то любезно поинтересовалась Рита, которая еще не совсем отошла от общения с Ирочкой. К тому же, на улице пошел снег и, судя по дрожанию оконных стекол, было ветрено.
- Маргарита Валентиновна, - зашипело в трубке. – В какое положение вы меня ставите? Я с людьми договорилась… Вы же знаете, какой крутой у нас подъезд. Без проводника совершенно…
- Хорошо, - сказала Рита. – Я их встречу.
____
Все-таки недаром ей не хотелось идти. На дворе заметно похолодало, а сильный встречный ветер бил в лицо колючими твердыми снежинками. Рита шла быстрым шагом, но все равно, пока добралась до остановки, сильно замерзла. Пальто хоть и было на подкладке, для зимы подходило мало, а скопить на теплую шубу пока не удалось. Оставалось надеяться, что машина уже выехала и ждать придется недолго.
Увы, надежды не оправдывались. Ждать пришлось очень долго, и чтобы не замерзнуть, Рита маршировала вокруг остановки, будто часовой. «Нет ничего хуже ожидания, этого бессмысленного топтания на месте», - думала она, наматывая очередной круг и всматриваясь в проезжающий автотранспорт. Всматриваться, правда, было все труднее, потому что снег застилал глаза, а усилившийся ветер вынудил поднять воротник, из-за чего посмотреть в сторону стало практически невозможно, и приходилось поворачиваться всем корпусом. Вскоре порывы стали настолько мощными, что Рита марширование прекратила и ухватилась за металлическую стойку навеса, боясь упасть. Вообще-то она считала себя оптимисткой, но теперь, под влиянием эмоционального напряжения, холода и усталости настроение стремительно портилось. Она торчала на этой проклятой остановке уже минут сорок, а машины с апельсинами не было. Маршрутное такси, автобус, автобус, три легковые, автобус, снова такси и опять автобус… Рита потопала ногами, пытаясь хоть как-то согреться. «Нет, это безнадежно. Все безнадежно. Зачем эти дурацкие апельсины, елки, подарки, зачем этот дурацкий праздник, нужный только для того, чтобы создать иллюзию, будто в новом году все будет иначе! Ни черта не будет! Ну допустим, нашу зачуханную школу покажут по местному зачуханному телевидению в ряду таких же зачуханных учреждений.И что? Разве от этого что-нибудь изменится?.. Нет, надо срочно подвигаться, иначе конец…» Она отпустила стойку и попробовала пробежаться по заметенному снегом тротуару, но тут же поскользнулась и, потеряв шапку, рухнула в сугроб. «Ну что же это такое, а?..» Было холодно, мокро, противно, и Рита почувствовала, что сейчас заплачет.
- Девушка! – окликнула ее продавщица из сигаретного киоска. – А куда вы едете? Все автобусы уже прошли, и маршрутки тоже, а вы все стоите.
- Д-д-да я не еду. Я вст-т-тречаю. – ответила Рита, стуча зубами. Она уже поднялась на ноги и вытряхивала из шапки снег.
- А-а, вы, наверное, из школы, - проявила феноменальную догадливость продавщица. – Так ваш грузовик давно проехал.
- Как проехал? Когда?
- Минут сорок назад, а может, и больше. Я запомнила, потому что водитель останавливался и спрашивал у меня, как добраться до школы. Я говорю: поедете до поворота, потом, как увидите кирпичную девятиэтажку, езжайте мимо нее направо, потом свернете налево, только смотрите, там дорога под гору идет…
- И что водитель?
- Ничего. Сказал спасибо и поехал. – Продавщица посмотрела на расстроенное Ритыно лицо и вздохнула. – Что же вы раньше не спросили?
Чувствуя себя последней идиоткой, но тем не менее пребывая в лучшем настроении, чем пять минут назад, Рита пустилась в обратный путь. Все-таки, это было странно. Директриса сказала, заканчивают погрузку и выезжают. От школы до остановки – десять минут ходьбы. Ну хорошо, учитывая погоду, пятнадцать. А от центра сюда добираться полчаса, не меньше. Как же они успели? У них что, реактивный двигатель?
____
- Апельсины привезли? – спросила Рита у вахтерши, наслаждаясь уютом закрытого помещения.
- Какие апельсины, дочка? – удивилась баба Варя.
- На грузовике.
- Ах на грузовике! Как же, привезли. Только не апельсины, а столы.
- Столы? – повторила Рита, чувствуя, что попала впросак.
- Ну да, столы. Для компъютеров каких-то, что ли. Точно не знаю. Уж больно водитель сердитый был. Я, говорит, пока к вам добирался, два раза чуть в аварию не попал… Чего, спрашивается, надо было под гору переть? Не мог объехать, что ли?
- Она меня убьет, - вздохнула Рита. – Ну и пусть. Все равно никуда больше не пойду.
- И правильно, - одобрила баба Варя. – Куда в такую погоду идти? Вон как метет.
Рита посмотрела в окно. Снег валил сплошной стеной, и сквозь этот плотный занавес теперь невозможно было различить даже деревьев, не говоря уже о дороге. Стало ясно, что машина с апельсинами так и не выехала, а если и выехала, то застряла где-то по пути.
- Зинаида Борисовна не звонила? – спросила Рита. – Спектакль там случайно не отменяется? Ведь если погода не наладится…
- Да кто ж его отменит? – махнула рукой баба Варя. – Промаринуют нас тут целый день, вот увидишь. Мол, расходиться нельзя. Ждите. А приедут или не приедут – это уже как Витьке толстопузому захочется. Может быть, он вообще уже давным-давно на Канарах или еще черт его знает где!
Вахтерша часто позволяла себе резкие высказывания относительно школьной, городской и какой-либо власти вообще, но никто не принимал ее всерьез, считая выжившей из ума старушенцией, хотя бабе Варе еще не было и семидесяти. Иногда Рите казалось, что Варвара Степановна специально маскируется под бабку, надевая бесформенные кофты и цветастые платки, обзывая всех вокруг дочками, сынками и деточками, чтобы безнаказанно говорить все, что ей вздумается. Мол, я старая больная женщина. Что с меня возьмешь?
- Замерзла, Розочка? – спросила вахтерша, легко переходя от бичевания к сочувствию. – Иди сюда, я тебя чаем напою.
Это была еще одна причуда бабы Вари – перевирать чужие имена или вообще придумывать людям новые. Так, Риту она окрестила Розой, Ивана Кузьмича – Кузей, Людмилу Ивановну – Тоней, а Николая Васильевича – почему-то Котей, что последнего, при всем его чувстве юмора, ужасно раздражало.
Обычно Рита отказывалась от регулярных приглашений Варвары Степановны на совместные чаепития, стараясь по возможности сохранять дистанцию, но сегодня она так продрогла, что срочно выпить чего-нибудь горячего было просто необходимо. Она зашла за стойку и села рядом с вахтершей. Баба Варя включила электрочайник, достала из шкафчика чашки, сахарницу и коробку пакетиков «Lipton». Через пару минут вода закипела.
- Что, совсем замордовали? – отеческим тоном спросила Варвара Степановна, разливая кипяток. – Головой мотаешь? А почему тогда нос синий? Эх, Розочка, что ж ты себя не жалеешь? – Она отхлебнула чаю. – Вот мой Петька такой же был. Все о работе думал. Бывало, две смены отдубасит, придет домой, еле на ногах держится, и спать валится, не раздеваясь. Вот как уставал. А толку-то? В прошлом году схоронила, теперь никто и не вспомнит…
Рита вздрогнула. О том, что у Варвары Степановны есть сын, чокнутый алкоголик Петька, она знала и раньше, а вот о том, что он, оказывается, не «есть», а «был», она услышала только теперь.
- Да… - продолжала баба Варя. – Они же с Витькой этим толстопузым, мэром нынешним, в одном классе учились. Дубина этот Витька, между нами говоря, был редкостная. А видишь, как взлетел. Начал-то он давно, еще в советское время. То ли по комсомольской линии, то ли по партийной, черт его знает!. Мой-то Петька, как завод закрыли, руки опустил, будто смысл жизни потерял, а как узнал, что Витька в мэры намылился, совсем сник. Не мог понять, Розочка, почему такие бездари и проходимцы, как Витька, в тузы вышли, а такие трудяги, как он, Петька, в навозе оказались. Ну и запил, сломался. А ни жены, ни детей нету. И поддержать некому, и жить не для кого.
- А друзья? – спросила Рита.
- Друзья! – баба Варя, кажется, хотела сплюнуть, но, к счастью, передумала. – Таким друзьям что часы, что человека на помойку выкинуть – все одно.
- Часы? – насторожилась Рита. – Какие часы?
- Золотые вроде, если не врут. Лично я сильно сомневаюсь.
- Вы хотите сказать, что нашли украденные часы?
- Да никто их не крал, - недовольно пробурчала вахтерша. – Думают, сами ворюги, так значит и все остальные тоже. Ну лежали на полу в коридоре, я и подняла. Не люблю, когда вещи валяются, где попало.
- Почему же вы их не вернули? Ведь из-за этих часов вся школа вчера гудела.
- А меня кто-нибудь спрашивал? – насупилась баба Варя..
- Послушайте, Варвара Степановна, - осторожно сказала Рита.- А такую... такую корону с камушками вы случайно не находили?
- Как же, находила. В раздевалке под лавкой лежала. Уж это явная подделка… Что ты так смотришь, Розочка? Думаешь, баба Варя совсем оскотинилась, присваивает себе все, что плохо лежит, а? Нет, дочка. Мне чужого не надо. Но и бегать за этими растеряхами я тоже не собираюсь. Пусть они ко мне сами обращаются, как детки маленькие делают. Раз приходит одна, совсем кнопка, и плачет: «Варвара Степановна, вы не видели тетрадку желтенькую, в клеточку?» Конечно, говорю, видела. Держи, деточка, свою тетрадочку и больше не теряй. А один пацаненок все время деньги терял. Раз пять подряд приходил. Я его даже предупредила: еще раз, говорю, потеряешь, поднимать не стану, так и знай. Больше он не приходил.
- Вы уверены, что терял именно он?
- А мне-то какое дело? – пожала плечами Варвара Степановна. – По-моему, кому надо, тот и хозяин… Вот тебе, я вижу, больше всех надо. Так что держи. – Она достала из шкафчика полиэтиленовый пакет и положила Рите на колени. – Все равно место занимает.
* * *
«То, что нашлась корона, конечно, неплохо», - думала Рита, направляясь в кабинет труда. Теперь можно было отдать ее Ирочке и спокойно сделать вид, будто семейная реликвия никуда и не пропадала. С часами же, которые вахтерша всучила Рите в нагрузку, дело обстяло сложнее. Золотые они были или нет, скандал вчера поднялся серьезный, и вернуть пропажу владельцу без соответствующих объяснений вряд ли удастся. Подставлять находчивую бабу Варю в то же время не хотелось. Рита остановилась и переложила часы в карман. Не хватало еще, чтобы они выпали из кулька в присутствии кого-нибудь из коллег. Она улыбнулась, представив себе ошеломленные лица Людмилы Ивановны, Александра Евгеньевича, Аллы Сергеевны, которая посмотрит преступнице прямо в глаза и тихо скажет: «Маргарита Валентиновна, мы вам так верили… Как же вы могли?». И смахнет крупную старческую слезу.
- Маргарита Валентиновна! Маргарита Валентиновна! – раздался у нее за спиной взволнованный голос.
Рита обернулась:
- Что случилось, Ярослав?
- Пойдемте! Пойдемте скорее! – Огурцов пыхтел и размахивал руками. – Там, там…
- Что?
- Музыканта задавили!
О Господи! Этого еще не хватало! Вслед за Огурцовым Рита бросилась в актовый зал, где ее взору представилось печальное зрелище. Роскошная елка, которая давным-давно должна была возвышаться над печерниковскими снегами, лежала посреди сцены, разметав тяжелые зеленые лапы. Из-под них физкультурник Александр Евгеньевич и Костя Москаленко совместными усилиями извлекали перепуганного учителя музыки Леонида Геннадьевича Высоцкого, а чуть поодаль, бросая на пострадавшего испепеляющие взгляды, топтался красный и сердитый завхоз Иван Кузьмич. Когда грузный Высоцкий, постанывая, с трудом поднялся на ноги, завхоз обрушился на него с обвинениями:
- Ну какого рожна вы сюда приперлись, а? Ну какого лешего?! Елку не видели? Не видели, да?! Может, вы слепой?! Или глухой? Я же всем говорил: пока не установим елку, в зал не входить! Ведь говорил же! Да что ж это за люди такие!
- Но я же… я же не знал, - залепетал Леонид Геннадьевич. – Я же думал, вы уже закончили. Вижу, елка стоит, а никого нет. И стул под ней…
- Вам что, больше негде было сесть?! – Иван Кузьмич театральным жестом обвел пустой зал и увидел Риту. – А-а! Маргарита Валентиновна! Очень рад! Полюбуйтесь-ка на нашу елочку!
- Я уже полюбовалась, - поморщилась Рита. – Перестаньте кричать и объясните толком, что случилось.
- Эх, да что тут объяснять… Ну поставили мы елку. Парни мне и говорят: «Иван Кузьмич, мы вам пока не нужны?». В ближайшие десять минут, говорю, нет. Они и ушли. И десять минут нет, и двадцать…
- Иван Кузьмич, - начал было Москаленко.
- Да ладно, - махнул рукой завхоз. - Короче, пока их не было, я подумал: хорошо бы для устойчивости елку привязать. Если бы просто стояла, еще ничего, а так ведь вокруг люди будут крутиться. Подошел – э-э, да она еще и шатается! Срочно надо привязать! У меня в подсобке и веревка есть. Чем бы, думаю, елку пока зафиксировать, чтоб не шаталась? А то кто-нибудь зайдет… короче, мало ли что… - Он выразительно взглянул на Высоцкого. - Смотрю, стул и кресло за шторой стоят. Во! То, что надо! Стул и по высоте как раз до нижней ветки доходил… Кто ж знал, что этот… что Леонид Геннадьевич начнет его хватать и дергать!
- Но поймите, я же не знал! – Высоцкий пришел в себя и теперь был готов обороняться.- Стулья предназначены, чтобы сидеть, а не подпирать ими елки! Никого не предупредили, а теперь всех собак на меня вешаете!
- Да меня всего пять минут не было!
- Неправда! – возмутился Леонид Геннадьевич. – Вас не было намного дольше! Вот, Александр Евгеньевич подтвердит.
- Да, Иван Кузьмич, - кивнул Пирогов. – Вы пришли как раз перед Маргаритой Валентиновной.
- А вы-то сами где были, а? - сдавать позиции нападающего Иван Кузьмич явно не собирался.
- Мы с хлопцами столы выгружали.
- Могли бы и завтра выгрузить, - пробурчал завхоз. – Ну хорошо, меня не было дольше пяти минут. Имею я право на отдых или нет? Шел за веревкой, смотрю: Маргарита Валентиновна чай пьет, решил и себе позволить стопочку… то есть, чашечку. А что, нельзя? Я целый день на ногах! Что же мне, эту чертову елку, как Тамтал, на своих плечах держать, пока другие прохлаждаются?
«Это он про меня», - подумала Рита. Прохладилась она сегодня действительно здорово.
- Это я, по-вашему, прохлаждался? – Высоцкий принял слова завхоза на свой счет. – Попробовали бы вы два часа подряд порепетировать, да еще в спортзале, где не акустика, а черт знает что!
- В туалете репетируйте, - отрезал Иван Кузьмич. – Вот там акустика! Лучше некуда.
- Я на вас в суд подам!
- Давайте! Вперед и с песней! Еще скажите спасибо, что елка цела, ато я бы вас уже давно за новой отправил.
- Спасибо, - буркнул Высоцкий. – Ноги моей больше не будет ни на этой сцене, ни в этой школе.
Он поднял с пола баян и заковылял к выходу.
«Вот вам и живой оркестр», - подумала Рита.
- Иван Кузьмич, - сказала она, когда раздражитель завхоза удалился. – А что, установить елку снова будет невозможно?
- Да нет, Маргарита Валентиновна. Просто из-за таких вот деятелей всегда все по триста раз переделывать приходится. Ведь этот олух мне и в прошлом году чуть не напакостил. Мы с Евгеньичем плакат на день учителя вешали, а он длинный – метров пять, не меньше. Ну, я с одной стороны стремянку поставил, Саша – с другой… А тут этот Высоцкий заявился. Видно, тоже порепетировать захотел. Я ему сдуру говорю: Леонид Геннадьевич, посмотрите, ровно? Он и пошел смотреть. А баян свой дурацкий зачем-то мне под ноги подставил. Я, когда спускался, запросто мог шею свернуть, а он, вместо того, чтоб извиниться, еще права качать начал. Мол, его драгоценный инструмент чуть не угробили… Одним словом, понимаете? Просто зло берет.
- Я понимаю, - ответила Рита. – Иван Кузьмич, но теперь у вас достаточно разумных помощников?
- Да вы не волнуйтесь, Маргарита Валентиновна. – сказал Пирогов. – За полчаса управимся.
- Не говори «гоп», - пробормотал завхоз.
- Не спешите, - сказала Рита. – Времени у нас достаточно. Как закончите, предупредите Людмилу Ивановну. У нее игрушки.
____
Достаточно ли у них времени, она не знала. После похода за апельсинами звонки Зинаиды Борисовны прекратились, и оставалось только предположить, что ситуация не изменилась, и мэр приедет вечером или не приедет вообще. Пока что Рита отправилась на поиски оскорбленного Леонида Геннадьевича, чтобы попытаться отговорить его от опрометчивого намерения подать в отставку. Высоцкий был обнаружен за стойкой у бабы Вари, где он пил чай и сетовал на вспыльчивость Ивана Кузьмича. Вахтерша согласно кивала головой и говорила : «Вот-вот, у моего Петьки такой же на заводе был. Все время орал: не то взял, не туда сел. А у самого руки тряслись, потому что не просыхал неделями…»
- Маргарита Валентиновна, вы должны меня понять, - извиняющимся тоном сказал Высоцкий. – Ведь я же не нарочно. Если бы знал, то и близко к стулу не подошел бы. Представьте мое состояние, когда эта махина свалилась прямо на голову!»
- Представляю, - улыбнулась Рита. – Но вы все-таки нас не бросите, правда?
- Да куда же я в такую погоду пойду, - вздохнул Леонид Геннадьевич. – Давно у нас такого не было – настоящий буран.
- Дети по-прежнему в спортзале?
- Да, им там Алла Сергеевна какую-то книгу читает. «Три мушкетера», кажется. Но если вы хотите, чтобы я…
- Ну что вы, Леонид Геннадьевич. Вам надо отдохнуть перед ответственным выступлением. Я сама ее сменю.
Когда Рита подходила к спортзалу, навстречу выпорхнула Ирочка. Она уже была в полном Снегурочкином облачении, а в руках держала маленький серебристый веночек.
- Маргарита Валентиновна! Представляете, пока вас не было, позвонила мама и спросила про корону!
- Ну? – сказала Рита, немного сбитая с толку таким оживлением.
- Ну, я и призналась ей, что корона пропала. Она же все равно узнала бы, правильно?
- И что же Зинаида Борисовна?
- Ничего! – торжествующе воскликнула Ира. – То есть, мама, конечно, расстроилась, что в школе вор завелся, но вот на вас она совсем не сердится!
- Да? А с чего бы ей на меня сердиться?
- Ну, понимаете… - Ира слегка замялась. – Она почему-то сразу подумала, что украли корону именно у вас, и я… по телефону ведь толком не объяснишь… Да вы не волнуйтесь, Маргарита Валентиновна! Это мама со мной строгая, а к вам она очень хорошо относится.
- Рада это слышать, - сказала Рита, доставая из кулька пресловутую корону.
- Ой…- Ира, похоже, слегка растерялась. - А кто… А где вы ее нашли?
- Неважно. Бери и передай маме, что я тоже очень хорошо к ней отношусь.
- Маргарита Валентиновна, а может, она у вас пока побудет, а? Смотрите, какой веночек мне Людмила Ивановна дала! И легкий, и на голове хорошо держится. И танцевать в нем гораздо лучше! А корону вы завтра маме отдадите, хорошо?
- Послушай, деточка, - сказала Рита, невольно копируя интонации бабы Вари. – Это твоя корона?
Она сунула убор Ире под нос.
- Мамина, - тихо сказала девочка.
- Неважно. Она принадлежит вашей семье. Так что бери и больше не теряй.
- Я не теряла, - Ира попятилась и спрятала руки за спину. – Что я маме скажу?
- Что забыла в раздевалке, а потом нашла на полу под лавкой. Вот и все.
- Не могла в раздевалке, - захныкала вредная девчонка. – Я там искала!
- Значит, плохо искала! – Рита нахлобучила злосчастный кокошник Ире на голову и поспешила ретироваться.
* * *
Возвращение часов она решила перенести на завтра. Но таскать их в кармане тоже не следовало. Рита поднялась на третий этаж и заглянула в учительскую. Там был только Николай Васильевич Горобец, который сидел за столом у окна и задумчиво рисовал на полях «Вечерних Вестей» какие-то рожицы. Кажется, он единственный во всей школе совершенно не переживал по поводу предстоящей премьеры и просто отсиживался здесь, ожидая, пока утихнет буря, и можно будет спокойно отправиться домой. Увидев коллегу, Николай Васильевич поднял газету и сосредоточенно зашелестел страницами.
Рита подошла к своему столу, достала из кармана часы и быстро сунула их в левый верхний ящик. «Завтра отдам директрисе. Скажу, нашла на полу в спортзале. А она уже пускай решает, как их вернуть»
- У вас, Маргарита Валентиновна, такой вид, как будто вы прячете ценную улику, - сообщил Горобец, пока она запирала ящик.
- А у вас такой вид, как будто вы читаете газету вверх ногами, - ответила Рита, направляясь к двери.
Николай Васильевич засмеялся и снова зашелестел страницами.
Выходя, она едва не налетела на Дарью Петровну Куликову, которая как раз собиралась войти. Эта мирная, степенная женщина преподавала в школе химию и физику, и Рита имела неосторожность поручить ей освещение будущего спектакля.
Дарья Петровна подошла к заданию с полной ответственностью и уже на следующий день явилась к Рите с четким планом работ. Над сценой Куликова предлагала разместить лампы дневного света, а при переходе в ночной режим – использовать елочные гирлянды, которые можно было прикрепить к некоторым декорациям, в частности, к избушке, первоначально задуманной Николаем Васильевичем. В этой же избушке Дарья Петровна собиралась установить красный фонарь, позаимствованный у мужа, когда-то занимавшегося фотографией. Куликова даже хотела для пущего эффекта соорудить «адское пламя» при помощи лоскутков красной ткани и вентилятора (в молодости она видела этот прием в одном театре). Но вентилятор, выделенный завхозом, оглушительно гудел, да и вообще Рите показалось, что «адское пламя» - это уже чересчур. Тем не менее она радовалась, что нашла в лице Дарьи Петровны такую деятельную, здравомыслящую помощницу, и к метаморфозе, произошедшей с Куликовой после появления знаменитого декоратора, оказалась совершенно не готова. Преподавательница физики оказалась давней почитательницей творчества Вадима Олеговича, и с момента воцарения в актовом зале господина-оформителя вся ее рассудительность куда-то улетучилась. Приезд Печерникова произвел на Куликову такое глубокое впечатление, что вулкан нереализованных возможностей, дремавший в этой тихой женщине, проснулся и начал изрыгать идеи, одна невероятнее другой. То она собиралась просверлить в полу сцены люк, установить под ним подъемный механизм и использовать эту конструкцию для перевоплощений Лягушки, которая должна была в подполье быстро переодеваться в Царевну. То ей приходило в голову прикрепить к потолку невидимые тросы, необходимые для имитации полетов утки и селезня. А однажды Дарья Петровна и вовсе вознамерилась изменить сценарий, предлагая ввести в спектакль сцену поединка на мечах между Иваном-Царевичем и Кащеем. Мечи при этом надлежало смазать особым фосфоресцирующим составом, чтобы они светились в темноте.
- Дарья Петровна, какие мечи, он же бессмертный, - пыталась урезонить Рита разбушевавшуюся Куликову.
- Ну и что! – пылко восклицала физичка. – Настоящий герой должен бороться за любимую! А здесь что же – сломал иголку и молодец? Как бы не так!
Поначалу Рита пошла по пути вежливых увещеваний, обращая внимание Дарьи Петровны на небольшие размеры эстрады, отсутствие сценической коробки, недостаток технических возможностей, финансовых средств, да и попросту времени, необходимых для реализации ее грандиозных планов.
- В наш век возможно все, было бы желание, - неизменно отвечала Куликова, и в ее глазах загорались безумные огоньки.
Поняв, что уговоры бесполезны, Рита начала ее избегать и, едва заслышав за углом или на лестнице знакомый голос и неспешную поступь изобретательницы, позорно удирала прочь. Таким образом удалось продержаться недели две, но вот теперь, в самый последний момент, ее все же приперли к стене.
- Маргарита Валентиновна! Как хорошо, что я вас встретила! – радостно воскликнула Куликова. – Вы сейчас куда?
- Вниз, - буркнула застигнутая врасплох Рита.
- Отлично, и я туда же. Только давайте сначала заглянем ко мне на второй этаж. Кажется, там еще две коробки с гирляндами остались.
- Хорошо, - сказала Рита, смирившись с неизбежным. Без сомнения, коробки с гирляндами были всего лишь предлогом, чтобы заманить ее в замкнутое пространство для обсуждения очередного проекта.
Они спустились на второй этаж.
- Маргарита Валентиновна, - сказала Куликова, плотно притворив дверь класса. – Мне нужно с вами поговорить.
- Дарья Петровна, если это насчет мечей, то я же вам уже…
- Нет-нет, вы абсолютно правы, это была совершеннно бессмысленная затея. Я о другом… - Она сделала паузу, а потом вдруг спросила : - Вы видели роспись в актовом зале?
- Роспись? – удивилась Рита.
- Знаете, я была поражена… Нет, я, конечно, и раньше знала, что Печерников – замечательный художник. Мы с мужем ездим на все его выставки, не пропускаем ни одной новинки, но там ведь в основном небольшие полотна, акварельные этюды, портреты, натюрморты, а тут… Какой монументализм, какая экспрессия! Это пронзительное, чистое небо, эти величественные горные вершины! Кажется, он заставил стены говорить! Это действительно новый Рерих!..
- Дарья Петровна, вы мне что-то хотели сказать?
- Да-да, так вот, я стояла там, посреди зала, и думала, какой ужасающий контраст между этим великолепием и нашими убогими картонными декорациями, в которых нет ни жизни, ни объема, ни тепла. Ни пения птиц, ни журчания ручья, ни шелеста листвы… Все мертво…
- Я что-то не совсем понимаю, - улыбнулась Рита. – Вы что же, хотели живой лес на сцене обустроить?
- Зачем целый лес? Я думаю, вполне достаточно было бы и небольшого пруда с лилиями и кувшинками. Ничто так не оживляет окружающую среду, как вода.
- Какого еще пруда?
- Ах, Маргарита Валентиновна, ну как вы не понимаете! – нетерпеливо воскликнула Куликова. – Того самого пруда, в котором жила Лягушка, пока ее не нашел Иван-Царевич. Ведь это же ключевой момент всей истории!
- Вы хотите залить сцену водой? - спросила Рита, сомневаясь уже в собственном душевном здоровье.
- Да нет же! Как вам все долго приходится объяснять… Вот Вадим Олегович, тот сразу все понял… Не залить, а налить в подходящую емкость! Это же так просто!
- И что же это за емкость? Корыто какое-нибудь? Или кастрюля?
- Вы почти угадали, - улыбнулась Дарья Петровна. – Идея пришла мне в голову на прошлой неделе во время обеда в нашей столовой, когда я кушала гречневый суп и… Впрочем, это неважно. Именно тогда я и подумала о большой плоской кастрюле, которая могла бы стать резервуаром для будущего пруда. С разрешения поваров я обследовала кухню и , представьте себе, нашла! Превосходная емкость конической формы, которую когда-то использовали для варки варенья…
- Понятно, - подытожила Рита. – Вы хотите втащить на сцену грязную закопченную посудину, налить в нее воды и набросать бумажных кувшинок, предлагая зрителю напрячь воображение и представить, что это - пруд. Хорошо. Но, Дарья Петровна, как же Лягушка? Ее вы тоже собираетесь поместить в этот жбан или пусть так, на бортике посидит? А если вдруг упадет и утонет? Или простудится? Ведь ей потом еще полспектакля в этом костюме бегать.
- Не утонет, - решительно возразила Куликова. – Там глубина по пояс, не больше, а воду можно теплую налить. И напрасно вы, Маргарита Валентиновна, насчет грязи и копоти. Повара эту кастрюлю еще вчера вычистили, так что теперь она блестит, как новенькая.
- Вы заставили людей чистить старую кастрюлю? По какому праву?
- Я их не заставляла. Они сами предложили, как только узнали, что спектакль по телевизору покажут… Маргарита Валентиновна, поймите меня правильно, я хотела с вами посоветоваться, правда, хотела. Но вас так трудно застать на месте, а время уходит. И потом, я боялась, а вдруг вы и это мое предложение забракуете. Мол, технически невыполнимо, невозможно и так далее. Вот я и решила вам практически доказать: и возможно, и выполнимо.
- Дарья Петровна…
- Нет, вы только представьте, как это будет красиво! Мерцающая поверхность водной глади, в которой отражаются огоньки елочных гирлянд… Ведь это куда лучше примитивного куска голубой шторы! Даже Он одобрил!
- Кто это – Он?
- Он, Печерников! Я рассказала ему обо всем в первый же день.
- И что же Он вам сказал? – насмешливо спросила Рита.
- Он сказал: идея интересная. – Куликова выдержала эффектную паузу. – Понимаете?
- Послушайте, Дарья Петровна, - Рита чувствовала, что начинает терять терпение, и поэтому сердилась еще больше. – Идея, безусловно, интересная. Более гениального плана мне в жизни слышать не приходилось. Но ответьте , пожалуйста, на один вопрос: кто главные герои сказки?
- Ну, Иван-Царевич? – как-то неуверенно предположила Куликова
- Правильно. Иван-Царевич, Василиса, Кащей, зверье всякое… А это болото (или пруд, как угодно) находится в центре событий отсилы три минуты. Вы что же, предлагаете вслед за этим вызвать на сцену команду носильщиков, которые на глазах у зрителей будут с кряхтеньем и хлюпаньем его демонтировать? Или, может быть, вообще его никуда не убирать? Пускай себе стоит, среду оживляет! А всем остальным персонажам что делать? Гарцевать вокруг этого вашего импровизированного бассейна, да?
- Почему гарцевать? Можно вполне и…
- Вот что, Дарья Петровна, - сказала Рита. – Эта тема закрыта. Никаких «живых» прудов на сцене не будет. Понятно? Хотите помочь, так лучше пойдите развесьте в зале воздушные шарики. И хватит дурака валять.
Дарья Петровна обиженно поджала губы и, ни слова не говоря, вышла из класса.
«Ну вот, - подумала Рита. – Нашла на ком отрываться. Как не стыдно.»
Стыдно почему-то не было. Она подошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу. На улице по-прежнему шел снег, но ветер поутих, так что погода вроде налаживалась. Уже смеркалось, и в окнах жилого дома напротив то тут, то там загорались огни.
В детстве Рита плохо засыпала по ночам. Когда она была совсем маленькой, мама часами читала ей сказки и пела колыбельные. Позже в ход пошли барашки, лошадки, козлики, которые табунами проплывали в Ритыной головке, пытаясь усыпить бодрствующее сознание. Когда не помогало и это, девочка взбиралась на широкий подоконник, раздвигала голубые шторы и принималась считать светящиеся окна соседних многоэтажек. Иногда она играла с ними, пытаясь угадать, сколько желтых прямоугольников будет гореть на таком-то этаже в том или ином доме, а иногда просто ждала, какое из двух выбранных окон погаснет раньше. Конечно, она угадывала все чаще, потому что многие соседи ложились спать примерно в одно и то же время. В такие ночи маленькая Рита могла заснуть прямо на подоконнике, скрючившись и обхватив руками колени, но мама почему-то никогда ее за это не ругала. Она вообще редко повышала на дочь голос и даже будила ее тихим, баюкающим голосом. В свой последний день она тоже, как обычно, склонилась над Ритыной кроватью и...
- Маргарита Валентиновна, - загудела мама неожиданно низким голосом и бесцеремонно толкнула дочку в бок.
- М-м-м, - обиженно замычала Рита, собираясь натянуть на голову одеяло.
- Рита, вам плохо? Рита! – теперь ее довольно сильно трясли за плечо.
- А? Что? – она открыла глаза.
- Ух, как же вы меня напугали! – сказал Александр Евгеньевич . – Что ж вы сидите в темноте? И на подоконник зачем-то залезли…
Он отошел от окна и включил свет.
- Я… - Рита зажмурилась. – А вы-то что здесь делаете?
- Ножницы ищу.
- Какие ножницы?
- Да хоть какие-нибудь. Кабинет труда закрыт, Людмила Ивановна куда-то исчезла, в учительской нету, а Куликову Иван Кузьмич выставил за двери. Как выяснилось, вместе со всем инструментарием.
- Выставил? – повторила Рита. Она все еще не могла прийти в себя.
- Да, - кивнул Пирогов. – Дарья Петровна чуть не спровоцировала еще одну аварию. Дело было так. Мы с Иваном Кузьмичем елку поставили, крепко привязали и позвали Людмилу Ивановну. Только начали вешать игрушки, пришла Дарья Петровна и сказала, что будет помогать. Ну, Людмила Ивановна тут же испарилась, а Куликова посмотрела на елку и говорит: «Ах, как неэстетично смотрятся эти ваши веревки! Такие ужасные канаты все декорации портят.» А Иван Кузьмич ей на это: «Других у меня нет. Выбирайте – прочность или красота.» Я, естественно, выступил за прочность. Но и Дарья Петровна не сдалась. В таком случае, говорит, я эти веревки отдекорирую. Шариками, фонариками… Я же ей говорил: «Давайте, хлопцы будут вешать, а вы командуйте». А она уперлась: я сама, я сама… Ну и полезла. Как ухватила за веревку… я думал – все, конец. А Иван Кузьмич, тот бедный вообще чуть не умер. Но привязали мы действительно надежно, так что елка, слава Богу, не упала. Только пару игрушек слетело, а так ничего… И зачем это Дарью Петровну на верхотуру понесло?
- Мстит за отвергнутое корыто, - глухо проговорила Рита и кашлянула. В горле противно запершило.
- Маргарита Валентиновна, по-моему, вы заболели. Может, вам что-нибудь принести? У меня есть аспирин и, кажется, градусник…
- Который час?- спросила Рита.
- Без пяти четыре. А что?
- Пора детей кормить, иначе не доживут до премьеры, - она спрыгнула с подоконника и вышла из класса.
- У меня есть аспирин и, кажется, градусник… - пробормотал Александр Евгеньевич. – Ну и дурак!
Он грустно покачал головой и тоже вышел в коридор, видимо, решив продолжить поиски ножниц где-нибудь в другом месте.
Все не влезло. Окончание в комменте
-
-
20.06.2009 в 02:53Отвратительная погода, как ни странно, сыграла Зинаиде Борисовне на руку, так как мэр не смог в течении дня выехать не только в школу, а и куда-либо еще, и все его неотложные дела благополучно накрылись. Поэтому Остапчуку ставалось только внять мольбам настырной Квач и, как только буря утихла, отправиться со съемочной группой и мешком конфет смотреть обещанное представление.
Приезд Виктора Семеновича и вся связанная с ним суета проплыли перед Ритой, как в тумане. Кажется, у нее действительно поднялась температура, и сердобольная Людмила Ивановна, вынырнув из школьной столовой, даже хотела отправить руководительницу домой, но потом решила, что жалко будет лишать ее возможности насладиться результатом своих трудов. Она усадила Риту в третьем ряду (первые два занимал высокопоставленный гость с охраной) и отправилась за кулисы, приняв обязанности режиссера на себя. Ассистировать трудовичке вызвалась Дарья Петровна, которая, видя, что Рита находится в совершенно невменяемом состоянии, сменила гнев на милость и стремилась загладить вину за едва не поваленную елку. А может быть, все-таки надеялась таким образом протащить на сцену свою начищенную до блеска кастрюлю? Об этом Рита не думала. Она просто сидела и ждала, когда все это кончится и можно будет вернуться к нормальной жизни, в которой нет ни фосфоресцирующих мечей, ни упавших елок, ни пропавших золотых часов, которые на самом деле вовсе не золотые…
- Маргарита Валентиновна, не спите! – вывел ее из состояния отупения чей-то громкий голос.
Николай Васильевич, веселый и в новом пиджаке, уселся в соседнее кресло и поерзал, умащиваясь поудобнее.
- Смотрите, пропустите мгновения триумфа, - продолжал он. – Вы просто молодец, что все успели в такие сжатые сроки. Надеюсь, это будет великолепное зрелище, особенно если в самый ключевой момент что-нибудь отвалится или отклеится… Ой, Маргарита Валентиновна, куда же вы?..
____
Просторный вестибюль пустовал, если не считать охранника, который, сидя у окна, листал какой-то журнал. Наверное, непримиримой бабе Варе все же любопытно было посмотреть спектакль, а заодно вблизи полюбоваться на толстопузого бездаря и проходимца Витьку. Рита уверенно зашла за стойку, открыла шкафчик и выудила оттуда связку ключей. Она много раз видела, как вахтерша отпирает и запирает решетчатую дверь с большим висячим замком, так что без труда определила нужный ключ, проникла в гардероб, а затем, забрав пальто и шапку, вернула связку на место.
Боковая дверь, которой она всегда пользовалась, уходя домой, никак не хотела открываться. То ли снегом занесло, то ли по истечении этого кошмарного дня у Риты совершенно не осталось сил. В конце концов упрямая створка все же подалась, и в лицо пахнуло чистой морозной свежестью.
«Завтра же подам заявление об уходе», - весело подумала Рита и шагнула в темноту, навстречу снегу, звездам и свободе.
-
-
20.06.2009 в 11:50Да, и осуществление мечт
-
-
20.06.2009 в 12:11но это о том самом "ни о чем", из чего наша жизнь состоит еще иногда и до сих пор.
Гыы, просто я сейчас в первую очередь в рассказах идею ищу (фанфиков перечитала или еще что
Как дочь классного руководителя свидетельствую, что имя учителям, мечтающим хлопнуть вот так дверью - легион.
Согласна, профессия не для каждого. У меня только дедушки преподавали (а они рано умерли, так что изнутри ничего не знаю), но и со стороны это непросто. Работа, которую нужно по-настоящему любить. Иначе сойдешь с ума. Или превратишься в бесчувственное бревно.
Маргарита не пропадет и воспрянет, надеюсь. Все равно придется
-
-
20.06.2009 в 12:25Гыы, просто я сейчас в первую очередь в рассказах идею ищу
Немедленно прекрати - это не наш метод!
Но все равно упаднический рассказец, что и говорить
Гы. Незадолго до войны в нацистской Германии была устроена показательная выставка деградантско-упаднического искусства - показать народу все ужасы того, с чем он борется, типа. Тебе сказать, чьи произведения там экспонировались, или сама догадаешься?
Согласна, профессия не для каждого.
На самом деле, как ни печально, людей, годящихся для этой профессии - категорическое меньшинство. А уж в советских условиях - вообще туши свет, там точно святые были нужны. В массовом порядке.
Маргарита не пропадет и воспрянет, надеюсь. Все равно придется
Да уж куда она денется с подводной лодки...
-
-
20.06.2009 в 21:56Дык я ж не про Идею в смысле вперед к победе чего-нибудь, а просто про интересный замысел)))))). Не, родители не рассказывали, щадили
Тебе сказать, чьи произведения там экспонировались, или сама догадаешься?
Эээ, что-то классическое, наверное?)))). Да и у нас хаяли наследие, видно такие режимы по-другому не умеют.
На самом деле, как ни печально, людей, годящихся для этой профессии - категорическое меньшинство. А уж в советских условиях - вообще туши свет, там точно святые были нужны. В массовом порядке.
И сейчас тоже, судя по отзывам знакомых
-
-
20.06.2009 в 23:07На этот счет есть вечный анекдот о пересказе грибоедовского "Горя от ума". Взять один замысел - не на что вроде и посмотреть...
Не, родители не рассказывали, щадили
*Сурово* А надо бы... После этого тебе ничего уже не было бы страшно. (Правда, не факт, что и нужно. В том числе и жить).
Эээ, что-то классическое, наверное?)))).
Не, официальную классику Гитлер (как и наши, кстати) в принципе уважал *ну, кроме той, которой не посчастливилось иметь авторами евреев, само собой*
И сейчас тоже, судя по отзывам знакомых
*Грустно* Мне было бы труднее поверить в обратное.